Ben Whishaw, Jeremy Irons and Tom Hiddleston. Hollow Crown (Radio Times, 2012)

Три старых интервью исполнителей ролей Ричарда II, Генриха IV и Генриха V в "Пустой Короне" для Radio Times. Автор перевода: strengeress

* * *


Ben Wishaw: I never felt I was destined for greatness. 



Зоу Уилльямс, июнь 2012 года

Это исключительный случай, чтобы актеру удалось прославиться исполнением роли Гамлета в 23 года. Принято считать, что к тому времени, как поймешь хотя бы половину того, что происходит в голове Датчанина, его уже поздно играть по возрасту. Так что когда Бен Уишоу вылетел на передний план в 2004 году, он определенно представлял собою кое-что побольше, чем просто свежее красивое личико в мире, жаждущем новенького. Один из критиков тогда назвал его бугристым древесным корнем - у него была такая причудливая и извилистая пластика, сведенная неуловимой неуверенностью, что он как будто каким-то невероятным способом врастал сам в себя.

Я вспомнила это описание, когда смотрела "Час" - прекрасный фильм ВВС, действие которого происходит в 50-е годы, где он играет молодого человека в вечной спешке, решительного, целеустремленного, одержимого особой, циничной, чисто английской одержимостью. Уишоу был совершенно, до крайности другим в этой роли, и просто невозможно передать две настолько разные личности настолько энергично и мощно. В нем есть что-то от Гэри Олдмана, такое самоотторжение в каждой новой роли, что остается только развести руками - это что, правда тот же самый человек?


И теперь, во плоти, уже в 31 год, он больше похож на Гамлета, чем на Фредди Лайона из "Часа". Он сутулится, но не враждебно, а просто как будто старается занять как можно меньше места. Это выглядит совершенно неуместно в баре БАФТы, где все и каждый пижонят по полной программе. Он пришел сюда говорить о "Ричарде Втором" - первой из четырех шекспировских хроник, которые ВВС 2 показывает под общим баннером "Пустая корона", где также играют Джереми Айронс в роли Генриха Четвертого и Том Хиддлстон в роли Генриха Пятого, а также Джули Уолтерс и Саймон Расселл Бил.

Ричард - заблуждающийся, капризный король, с которым происходит всяческое невезение и прочие нецарственные вещи. Уишоу играет его недобрым, незрелым человеком, который в процессе разрушения жизни собственного друга прерывается на то, чтобы покормить свою мартышку-капуцина (которая, надо сказать, сама выдает отличную игру в роли избалованного существа). И при этом в нем есть некая величественность, в его игре присутствует постоянный баланс между легкомыслием и убедительной властностью. Это необъяснимая, магнетическая смесь, от которой просто теряешься. 

Когда я спрашиваю его о пьесе и способны ли мы, зрители, перенести больше двух часов не самого легкоусвояемого Шекспира за один присест, да еще по ВВС 2, он принимает боевую стойку. "Нехарактерность явления Шекспира на телевидении - это довольно недавняя штука, разве нет? Меня реально раздражает, когда пытаются создать ощущение, будто Шекспир - это что-то такое запредельно сложное и, типа, вам не понять. Люди на эту тему так напрягаются, а ведь это так просто. Из Шекспира можно сделать практически все, что захочешь. Если бы только люди не дергались по этому поводу".

Но стоит спросить его о роли, и он сам начинает великолепно ерзать на стуле. Мне действительно кажется, что говорить о себе - для него какое-то проклятие. Выглядит это так, будто его потихоньку обрабатывают электрошокером. При первой возможности он отпасовывает любой вопрос обратно задающему, даже если спросишь что-нибудь сугубо конкретное, ответ на что знает только он один. Ладно, вернемся к Ричарду Второму.

"Я в некотором отношении нахожу его весьма достойным сочувствия, но мало кто думает так же. Я полагаю, что мне нравится его... развитие. Оно интересное. Человека заставляют лицом к лицу столкнуться со своей уязвимостью. Принять свои страхи. Увидеть собственные иллюзии разбитыми вдребезги. Вот что мне во всем этом нравится". Он снова покрутился на стуле и начал рвать на мелкие части бумажную салфетку. Нет, он правда напоминает мне ту сказку о девочке-гении, которая отдыхает только тогда, когда играет на скрипке. Похоже, что и он может чувствовать себя легко и свободно только на сцене. "Я думаю, что когда играешь, только тогда и чувствуешь, что живешь. Не обязательно это значит именно отдыхать и расслабляться, но всегда - ощущать жизнь в полной мере и раскрываться абсолютно. В некотором роде, легче иметь дело с коллегой-актером, чем с кем-то в обычной жизни. Ну, просто понять легче. Вы понимаете, о чем я?" Эээ... не особенно.

Хотя роль, обратившая на него внимание, была необычной, сам его путь в профессию довольно распространен и традиционен, через RADA (Королевская Академия Драматических Искусств - А.Ф.) и непрерывную цепочку ролей в тщательно отобранных и продуманных независимых картин (первые награды ему снискал Мой Брат Том в 2001 году). Он утверждает, что пока учился, ему никогда не приходило в голову, что ему уготована какая-то особая судьба. "Абсолютно, совершенно нет, аж ни разу. Правда, ничего такого. Я это все обожал. Я был в восторге от самого процесса. Но у меня никто никогда не создавал такого ощущения, возможно, через это вообще никто не проходил. Я себя чувствовал очень... понимаете, там было столько настоящих парней, могучих, в том году, когда я учился, я чувствовал себя неумелым и не особо интересным. Так я тогда все это воспринимал и просто играл маленькие характерные роли".

И хотя с тех пор в течение всей своей карьеры он - на главных ролях, очень заметно, что готовым романтическим героем его не назовешь. Я не имею в виду то, что обычно имею в виду, говоря такое (а именно "он выглядит немного, эээ, неконвенционально"). И во всей его трудовой биографии нет ни одного шлакового проекта, ничего, сделанного исключительно ради взрывов и женщин, которые знают тайское кун-фу. (Я работаю над теорией, что в плане карьеры он - антиматерия Джейсона Стэтхэма: они такие полярные противоположности, что исчезни один, другой тоже растворится в пространстве), Но он настаивает, что никогда не был особенно разборчивым.

"Не думаю, что я так уж от многого отказываюсь. А свою планку тоже иметь надо. Делать надо то, чему ты можешь отдать лучшее, что у тебя есть. Но нет, я никогда не пытался изображать страдающего интеллектуала. Я и близко не интеллектуален".

Но если так тщательно воздерживаться от суждений по любому поводу, принимать решения, наверное, трудно?

"Это похоже на... - он на мгновение задумывается. - Смерть холодна, жестка и сведена судорогой, а жизнь свободна. Поэтому, когда вы живы, надо целиком отдаваться этой гибкости, открытости, свободе, и увлекаться то тем, это этим. Стремиться к закрытию гештальтов, выносу приговоров, или решительным утверждениям - это значит, выбирать что-то, что ближе к смерти, чем к жизни. У меня был такой серьезный разговор со священником, и он мне сказал: "Нет ничего страшного в неуверенности". Нет, я не исповедовался. Я вообще не религиозен, я даже не знаю, почему я вам об этом рассказываю. Мы так ценим уверенность и безусловность в нашем мире. Они могут привести к ужасным вещам. А без них мы вообще ничего бы никогда не сделали. И вот как среди всего этого найти дорогу?" Наступает долгая пауза.

"Как вы думаете, читателям Radio Times будет интересна тема смерти?" Не могу себе представить, почему бы и нет.

Я уверена, что это впрямую влияет на то, как убедителен он может быть на сцене и на экране - он естественный интроверт, стремящийся абсолютно погрузиться в роль, но во имя этой роли просто неизбежно оказывается в центре всего, фигурально или буквально. Он снова начинает - "Может быть, я где-то посередине, между интровертностью и экстравертностью". Я корчу жутко скептическую гримасу. "С уклоном в сторону интровертности."Есть сила в том, чтобы не желать, чтобы на тебя смотрели, но не быть в силах сопротивляться соблазну".

Для человека, напрочь не умеющего выносить суждения, у него многовато потрясающих фильмов в проекте (в силу ограничений контракта, он не может себе позволить вдаваться в подробности). Его выбрали на роль в "Облачный Атлас" Дэвида Митчелла - это ошеломляющий роман, который я не могу представить, как можно экранизировать, хотя с другой стороны, если бы меня спросили, как переработать идею в книгу, этого я тоже не могу себе представить. И он играет Кью в "Скайфолле", следующем фильме о Джеймсе Бонде с Дэниелом Крейгом в главной роли, который выходит в октябре.

Что интересно: в то время, как Бен Уишоу крайне восприимчив к общественным тенденциям, терпеть не может выглядеть жестким, не любит говорить о себе, создает ощущение постоянного дискомфорта (не только при мне, клянусь, я видела, как он напрягается, когда подходят и другие), к критике он относится вполне философски. Он никогда не читает статей и утверждает, что не беспокоится о том, что там написано. Я вслух выражаю интерес, не присылает ли ему мама какие-нибудь особо лестные отзывы, а он отвечает: "Она знает, что это запрещено".

Он ездил в Лос Анджелес снимать пилот, но до полного сериала дело не дошло, но он и ездил-то из чистого интереса к проекту, а не потому что это обещало серьезные актерские перспективы, ибо к тебе не относятся серьезно, пока ты не побывал в Америке. "Люди о тебе будут думать, что им хочется. Или они принимают тебя всерьез, или нет. С этим уж ничего не поделаешь".

А может быть, он просто очень хороший актер. На текущий момент в этом вполне можно поверить. Человек, которому противна сама мысль о том, чтобы кого-нибудь оскорбить, но которому сто раз наплевать, если кто-то попытается оскорбить его. "Если уж совсем честно, - говорит он, - я просто жутко счастлив, что у меня есть работа".

Джереми Айронс: Болингброк был Дэвидом Бэкхемом своего времени




В молодости Генрих Болинброк был Дэвидом Бекхэмом своего времени. Правда, чемпионом он был в рыцарских турнирах, а не в футболе, но обожали его за это не меньше. Его король, Ричард Второй, не пользовался особой любовью и, сочтя популярного Генриха серьезным риском для себя, изгнал его во Францию, заодно украв его семейную собственность.

Придя в ярость, Генрих вернулся из изгнания и был единодушно принят как лидер бунта против короля. Бунт оказался успешным и Генрих, в котором видели естественную замену, был коронован как Генрих Четвертый. Ричарда заключили в тюрьму и в конце концов, возможно, даже убили.

Генриху досталась страна, охваченная недовольством и постоянной партизанской войной в Уэльсе и на севере. Парламент на глазах превращался в могучую силу и оказывал поддержку только в обмен на обещание не поднимать налоги ни на что, кроме войн с соседями. Куда ни посмотри, казалось, везде были враги, теперь жаждущие сместить его с трона.

Хотя Генрих Четвертый, часть первая и вторая, разворачивается на таком фоне, а в действительности Принц Уэльский, его сын, воевал за своего отца с 14 лет, Шекспир расходится с исторической действительности ради драматического эффекта, изображая наследника, Хэла блудным сыном. Он пишет о человеке, в отчаянии видящем, как его сын-подросток проходит через древний ритуал жизни, доказывая свою независимости.

Куда ни поворачивается король, вокруг одно смятение. Это - и вина, ощущаемая им за свержение Ричарда Второго, повергает его в меланхолию и в конечном счете сокрушает его здоровье. Но когда приходит последний час, он находит утешение в том, что его сын вырос в великолепного молодого человека, гораздо более годящегося для трона, чем он когда-либо был сам. Умирая, он советует ему вести себя так, как всегда поступают правители мира (Миссис Тэтчер с Фолклендами, Президент Буш с Ираком) - сосредоточиться на внешних войнах, чтобы люди забыли о проблемах у себя дома. Это Хэл и делает с бешеным успехом в следующей пьесе, Генрих Пятый.

Эти пьесы актуальны и сегодня потому что, как часто бывает с его работами, Шекспир, похоже, больше заинтересован человеческой природой. нежели чем-то еще. А человеческая натура не меняется. Я в последний раз играл в Шекспире на экране в 2004 году в "Венецианском купце" с Аль Пачино. Получить еще один такой шанс в компании сильной труппы оказалось запоминающимся опытом. Мы работали вместе в надежде заставить эту четырехсотлетнюю пьесу зазвучать для сегодняшних зрителей. Надеюсь, у нас получилось.

Том Хиддлстон о Генрихе V: шалопай-подросток, который становится героем




Генрих Пятый, каким его написал Шекспир, прошел одну из самых резких метаморфоз личности в истории Британской монархии. Подростком Хэл отверг строгое общество своего отца, Генриха Четвертого, которого преследовала угроза гражданской войны и собственные внутренние сомнения, чувство вины и непрочность своего королевского положения. Хэл всему этому предпочел проводить время в таверне - Кабанья голова в Восточном Чипсайде - наслаждаясь компанией шлюх, вовсю развлекаясь, нарушая правила и демонстрируя плохое поведение.

Главой своих подельников, веселой банды шутов и паяцев, был самый веселый и жизнелюбивый толстяк в английской литературе: старый Джек Фальстаф, обладатель гигантского пуза и еще большего чувства юмора. Они пили наперегонки до падения под стол, долго, допоздна, устраивая розыгрыши и обчищая карманы - совершенно не королевское поведение, не годящееся для наследника.

Разгневанный отец укорял Хэла и публично стыдил его, окончательно устав от ужасной репутации сына, когда королевство и без того было пожираемо политической нестабильностью и гражданская война становилась неизбежностью. Северная аристократия под предводительством Нортемберленда и его сына Гарри Перси (Хотспера), жаждали свержения Генриха Четвертого и его замены. Генриху Четвертому нужна была поддержка Хэла.

Эти гражданские раздоры дошли до кульминации в 1403, в битве при Шрусбери, где, ко всеобщему удивлению, принц Хэл показал, чего он на самом деле стоит и оказался потрясающим воином. Он дрался как одержимый. Он победил и убил бунтовщика Хотспера. Эти внутренние боевые подвиги стали первым знаком того, каким человеком ему суждено было стать. 

После Шрусбери Хэл стал другим человеком. Он вернулся в Кабанью Голову, но его прошлая жизнь внезапно оказалась глупой и пустой, а Фальстаф, чья безответственность казалась когда-то столь привлекательной, выглядел теперь жалким, одиноким стариком. Хэл менялся, а его отец умирал.

По смерти Генриха Четертого, принц Хэл оказался сыном своего отца. На коронации он отверг былых товарищей и публично устыдился собственной буйной юности. 

Одно из первых его действий в качестве короля Генриха Пятого навсегда укрепило и сформировало его репутацию. Твердо вознамерившись унаследовать Английскую Корону (которую его отец узурпировал), он заявил претензии на французский трон, по праву рождения и происхождения. Военная кампания была длинной и тяжелой - Шекспир оописывает ее в двух сценах: осада Эрфлера и Битва при Азенкуре. 

Победа Генриха Пятого при Азенкуре - одна из самых знаменитых в военной истории Англии: все было против него; французское войско количественно превосходило англичан на тысячи, да и те люди Генриха, что у него были, умирали от голода и дизентерии. Победа Генриха стала результатом исключительно личной храбрости и безупречной, отважной стратегии.

Что его особо отличало в первую очередь, это его лидерские качества: храбрость, красноречие, естественность и самоотверженность. "Немного нас, компания собратьев, счастливые избранники судьбы". 

То, что судьба позволила мне произнести эти бессмертные слова на экране - источник огромной гордости для меня. 

Принц Хэл, он же Генрих Пятый - один из самых интересных характеров у Шекспира, просто уже в силу того, какой путь он проходит, того, что развитие его характера столь интенсивно и включает в себя такие крайности.  Я наслаждался работой с Джереми Айронсом, с которым мы разыгрывали то конфликтную, то крайне близкую динамику отношений между отцом и сыном. Я так же сильно влюбился в работу с Саймоном Расселлом Билом (Фальстаф) и Джули Уолтерс (миссис Куикли) в сценах в таверне, которые среди всех шекспировских сцен представляют собой одни из самых кайфовых и боевых.

Величайшая сложность и увлекательность работы над этими пьесами в кино, на сегодняшний день - доступность языка и внутренняя истинность действий. Битвы настолько натуральны, насколько мы только могли их передать - лошади, луки, мечи, снег, грязь и кровь. Эти фильмы - о власти, силе и политике, принцах и поэтах-воиных. Шекспир был самым мудрым и полным сочувствия драматургом своего времени. Эта эмпатия и разум все еще отзывается в наших умах и чувствах.

Комментарии

  1. Где журналистка увидела вот это "баланс между легкомыслием и убедительной властностью"? Уишоу так ничего толком и не сказал про Ричарда. Его слова (Человека заставляют лицом к лицу столкнуться со своей уязвимостью. Принять свои страхи. Увидеть собственные иллюзии разбитыми вдребезги) с таким же успехом можно сказать про Ричарда Теннанта - только вот почему Уишоу играл такую реакцию на все происходящее, а Дэвид совершенно другую?..

    А сам Бен интересный. Гораздо интереснее Тома выглядит в интервью. Зачем Джереми и Тома попросили изложить пьесы своими словами? )))

    ОтветитьУдалить

Отправить комментарий

Популярные сообщения