Ричард II. Кинопоказ. Первые впечатления.

God save the King!

Автор: Ольга Федорова

Отсюда, отсюда и отсюда

Предисловие

На сегодняшний день это моя вторая встреча с Королевской Шекспировской Компанией из Стратфорда-на-Эйвоне. И вновь спектакль ставит Грегори Доран. Мне нравится ход его мыслей, приемы, какими он пользуется в разговоре со зрителем. Мы на одной волне.

Пьеса. С Историческими хрониками у меня не столь давние и безумные отношения, как с "Гамлетом", но тоже славно получилось. И так уж вышло, что "Ричард II", обе части "Генриха IV" и "Генрих V" в моем сознании долго не образовывали единую картину, одну большую историю. Хотя первым прочитала именно "Ричарда" и влюбилась до такой степени, что переписала от руки. Мозаика текстов сложилась в том году благодаря работе Тома Хиддлстона в "Пустой короне" и первым фотографиям Теннанта-Ричарда. Как-то одновременно они сошлись и все встало на место. (Ну доходит до меня как до жирафа, ну что тут поделать...) И это было так вовремя!..

А потом началась эпопея с трансляцией. Где пойдет? В Москве? Отлично! Двести километров не крюк. Я ж на Юго-Запад сколько ездила! Тряхнем стариной!!! Билеты? Застолбим! И горячие молитвы: только бы не подвела погода, только бы рассчитать время на обратную дорогу. Об одном не подумала: о зрителях в зале. Черт, пора уже ставить такие приспособления, что вырубают любой гаджет в радиусе десяти метров. Или садится на первый ряд. Там никто не сможет тебе в лицо светить включенным планшетом. Нет, ну это уже перебор! Прийти в театр (пусть это и трансляция) и с первой же секунды показа начать листать соцсети. Зачем пришли?!! Соседка просидела весь спектакль с поднятой к лицу рукой, закрываясь от повернутого в ее сторону телефона (!!!). Еще субтитры были странными. Чем перевод Донского не угодил?.. Впрочем, я их перестала замечать втянувшись в причитания герцогини Глостерской, а потом и вовсе о них забыла. И пусть "Ричард II" впервые звучит для меня на английском, его родной язык выстраивает восприятие по-другому. Энергетика постановки утраивается-удесятеряется, не дает расслабиться ни на минуту. Тем более, что музыки практически нет. И в тоже время она есть. Текст пьесы, голоса актеров становятся музыкой. Итак, сам спектакль.

"Ричард II" RSC, часть 1

Он оформлен своеобразным "кольцом". Начинается гробом, гробом и закончится. У театра небольшая сцена, вынесенная глубоко в зрителей. На таком пятачке не спрячешься, как не вертись. Это все мелькнуло в голове, когда на экране возникли высокие своды, призрачный свет и в центре планшета гроб, покрытый знаменем. Высоко над сценой на боковых хорах девушки в темных платьях поют что-то печальное. Гроб и, распластавшуюся на нем женскую фигуру, понемногу окружают люди. Прощаются с Глостером.

Почему все так напряжены и смотрят волком? Да слух идет - убили герцога. А руку чью винить? Вслух не говорят, но подозренье...

Прибыл король со свитой. Пока еще в чести. Пока еще его слушаются все эти милорды, уже затеявшие распрю. Двое даже настрочили доносы друг на дружку. Мол, средь нас измена; рассуди, государь.

Король. Длинные, ухоженные волосы - светлая бронза. Темные глаза на капризном, с налетом высокомерия лице. Он не идет, он несет себя сквозь пространство. Простые люди так не ходят. В голосе надменные ноты привыкшего, что все и вся повинуются беспрекословно. И он весь не отсюда. Райская птица залетела невесть каким образом в курятник. Такое впечатление. Доносчики ругаются друг с дружкой через гроб. Король слушает и у меня чувство, что это не впервой. Рутина.

С Тэннантом надо держать ухо востро. От него впечатления слоями, как послевкусие. Сначала одно вижу, спустя сутки приходит другое, а когда первые эмоции схлынут, проступает что-то третье, о чем и не догадывался.

Король настолько диссонирует с окружением, что это даже вызывает улыбку: господи, да как же они ему повинуются?!. И эти самые милорды впоследствии будут рассуждать о пользе государству? Ох, как не по себе!

Потом, когда все уйдут, зашевелится и встанет скорбная фигура, зальется слезами по убиенному супругу герцогиня Глостерская и вымотает мне всю душу.

Сочиняя пьесу, Шекспир взял за основу родную историю и допустил с ней немало вольностей. Он же не в архив отчет писал, ему другое было интересно. Вот и здесь: никаких попыток отразить "историчность", все строится на характерах. События как бы смотрят "вовнутрь" себя, исследуя толкающее персонажей на поступки. А то, что снаружи, то что является общим фоном происходящего, поминается вскользь в нескольких репликах. К чему пересказывать то, что всем и так известно? Учили в школе.

Углубляясь в исследование характеров, режиссер немного корректирует текст, убирая кое-кого из персонажей и ставя на их место других. Вот написано "слуга", а если это не просто слуга, а один из фаворитов? И в сцене еще ярче звучит тема предательства. Мне не впервой сталкиваться с таким приемом постановщика. Но здесь не резали по живому, это, на мй взгляд, было оправдано.

Незадолго до премьеры Дорана спросили, какие будут костюмы. Современные? "Нет,- ответил режиссер.- Но без "виньеток". Они и впрямь замечательные. Стоит посмотреть, как их цвет, покрой, фактура рассказывают о персонажах, живут вместе с ними. Самое яркое впечатление - облик короля Ричарда, его трансформация. Когда понемногу все это великолепие исчезнет, открыв подлинную красоту. И мне все равно, во что он одет. Я смотрю ему в глаза и не могу оторваться.

Покорило все оформление спектакля. Удивительно цельное, создающее атмосферу. Музыканты, не только играющие музыку, но и являющиеся кусочками сюжета. Опускающийся с колосников трап, с поставленным на него троном. Постоянно меняющийся планшет сцены (черт возьми, я хочу знать, КАК это работает!) и проекции на заднике. И все-все это бережно передано съемкой. Как хорошо, что они решили снимать во время живого спектакля, со зрителями в зале. Я слышу их дыхание, временами их смех. Могу сравнить со своей реакцией. Все вместе складывается так, что я не чувствую плоскости экрана. Просто стены раздвинулись и дали возможность посмотреть спектакль. Настолько все было живым. Ни капли искусственного, фальшивого. Эта постановка и то, как ее зафиксировали и поделились с миром, для меня лично театр-со-знаком-плюс, то, что я в нем люблю и чего порой так не хватает.

Сознание параллельным потоком делало бесчисленные отсылки к Ю-Зу и "Гамлету"-пьесе. Сердце отзывалось на каждое слово, каждое движение на сцене, каждую эмоцию. Все было понятно. Расставлять оценки или знаки "плюс-минус"... А как это сделать, если нет правых и виноватых, если все хороши? Все они просто люди. И каждый играет свой спектакль. Собственный. Причем играют с упоением, пока все не заходит слишком далеко. Вот, например, Болингброк и Норфолк. Вдоволь наобвиняв друг дружку, отправились выяснить на ристалище кто прав. Божий суд он все рассудит, король - арбитр и все такое. Это ж целое представление! Герольды, трубы, латы, речи. Церемонное прощание (не забыть словесно пнуть противника) с белым светом и государем. Болингброк тут первый! Улыбаясь во всю ширь, просит дозволения поцеловать монаршью руку. Проститься лично, так сказать. Ричард - непередаваемое движение плечами и выдав тоном "отчего ж..", спархивает вниз не глядя под ноги, подлетает к кабанистого вида кузену и стремительно-властно-сухо-протокольно целует в губы. Благословение-напутствие-прощание?! Получите.

Наш зал подпрыгнул, точно током шибанули. ("А что увидели-то, что увидели?...") От этого жеста Болингброк заулыбался шире некуда и засиял до неприличия. Я! Это я! Меня король больше любит! Зная, чем все обернется и кем он станет, боролась со злым смехом. Значит, пока тебя лично дело не коснулось, все устраивало. А как стал ходить в "обиженных", так сразу вспомнил и о стране, и о людях, о несправедливостях. Эк ты какой!.. Тут начала закручиваться так понравившаяся мне пружина под названием "Предательство, как оно есть". Во всех видах. Нате, получите. Шипит часть недовольного дворянства, быстренько сбиваясь в мятеж, попирая священные обеты. Король конфисковал все под чистую у живого наследника, не пообещав компенсацию (босяцкий поступок, если честно...). Вот вам два. Вассалы, забив на данную присягу, свалили из похода, сославшись на слухи. Три! И, что б мало не казалось, та пара режиссерских вольностей с фаворитами, что б донести мысль до особо отчаянных. Мне они были особенно милы. Потому что следуя неукротимой, железной логике, развили мысль и довели ее до абсолютного конца. И как пример верности долгу - Норфолк. Оболгали его или нет, но он изгнан. Король огласил вердикт (мне показалось, что с долей неудовольствия, но - надо), герцог аж качнулся, услышав решение и... подчинился. Он принял кару, смирился и уехал из Англии. Навсегда.

"Но что такое ты, - то знают трое:
Бог, ты и я. Боюсь, король узнает
Об этом тоже, - на беду свою."

Так в переводе Донского прощается Норфолк с Болингброком. Будущие события орут нам в уши. (Есть или нет эта реплика у Дорана - не помню. По настроению - есть.) Норфолк останется верен королю. Он не нарушит запрета, не перешагнет через присягу. И сохранит этим свою душу.

Другое дело его противник. Болингброк тут очень сочный, сыгранный от души, вызывающий искренний отклик. О чем думала, глядя на него? Что он помещик. Блюдет свое добро и знает точно, где оно лежит и сколько стоит. Что он умелый воин, полководец. Палец покажи - откусит руку. Вернулся вероломно. Просить, да нет, уже требовать назад свое добро. Попутно подвернулись те, кого записал в недруги - казнил, не дрогнул. Торжествующе потряс в воздухе двумя окровавленными мешками. Надо объяснять, ЧТО в них лежало? И весело потопал далее в поход. Передо мной замаячил веселый призрак Фортинбрасса. Учинил самоуправство, да еще какое. Карать и миловать - привилегия государя. Он еще им не стал! Но ведет себя, как будто все здесь его. Руководит войсками, принимает переметнувшихся дворян и шествует, как победитель. Захват короны, как военная компания, блестяще проведенная. Одна область за другой падает к его ногам. Жизненное пространство Ричарда сжимается, как шагреневая кожа... Немногие верные слову лорды мечутся, потеряв опору... Гибельное ощущение прессует воздух, цветными бликами ложится на пол. Они привыкли, что все идет само собой, расслабились. Я смотрю на происходящее сторонним наблюдателем, подсчитывая сколько масок слетело, открыв истинные лица. Из четырех фаворитов, людей молодых и, в общем-то, недалеких, лишь двое вызвали уважение. Тем, как умерли. Не знаю, что там подумали зрители, мне стало не по себе, когда их выволокли под очи Болингброка. В исподнем, в цепях, в крови с головы до ног. Они не станут молить о пощаде, но от души проклянут мучителей. Вспомнила их при короле, в домашней обстановке. Птенцы безголовые... Мрачный каламбур.

Герцог Йорк. Король доверил ему блюсти престол, пока в отлучке. И что же? Ни туда и ни сюда. Никак. Мятеж в стране, а он резину тянет. В раздумьях, когда надо действовать. И лишь вздыхать горазд.

Герцога Йорка, своего дядю, Болингброк не тронет. Но с Нортумберлендом дадут понять, что он тут не хозяин. Старик потопчется и предложит отдохнуть в гостях у него. Хохот. Кажется грохнули одновременно обе стороны публики: и английская и наша. Нет, ну правда! Его ничего не делание сама страшная форма предательства из представленных. Потому что выплывет. Уцелеет и будет верно служить другому. Церковные обеты тоже не для него. Ничего святого.

Король стремительно вылетел, на ходу сбрасывая сапоги, радуясь, как ребенок, с наслаждением бегает по берегу моря, окуная длинные пальцы в воду. Ей-Богу, я видела волны, падающие с рук сверкающие капли! Чувствовала песок под босыми ногами! Не говорите при мне, что Дэвид плохой актер. Подобные глюки у меня по пальцам одной руки сосчитаны за всю жизнь! Приготовилась, что Ричард будет малоприятным типом по началу, но этого не было. Дело не в обаянии актера. В сравнении Ричарда с окружающими. Он вырос среди угождавших ему льстецов. Искренне верит, что на все Божья ВОЛЯ. Он любит (по-своему) подданных. И, честно, скажу - на фоне того же Нортумберленда Ричард во сто крат лучше. Придворные передрались за место при нем, а виноватым назначили своего же короля. Их все устраивало, пока лично не касалось. А задели, так сразу за мечи и угрозы. Первый раз в истории Англии что ли?!.

Первая реакция на страшные вести. В крик, неверно истолковав слова о фаворитах. Нет, государь, они погибли. Руки прижаты ко рту, глаза полны неимоверного ужаса. В одно мгновение он вдруг стал маленьким и хрупким и невыносимо одиноким. Обернется, посмотрит вокруг, словно балансируя на грани рассудка. И вдруг настоятельно попросит всех, кто еще с ним остался, сесть на землю. Сам сядет, подтянув колени к подбородку и, покачиваясь, заведет странную речь о смерти королей. Происходящее кажется противоестественным, диким... И тут я слышу "Hollow crown" - пустая, полая, дырявая корона. Слова из реплики, давшие название теле-циклу. Их не педалировали, не выделяли. Просто сознание их выдернуло из общего потока слов. Взгляд странен: куда-то перед собой и видит что-то... Лицо каменеет. Я чувствую, ЧТО он там видит. ВОЗМОЖНОЕ БУДУЩЕЕ. Ричард умен и на голову выше всех, кто его окружает. Мгновенно понимает, что воевать - лишь проливать понапрасну кровь ближних и никакой доблести в том нет. Одна гордыня. За что драться? За обод с камнями? Проступает философ. Придворные смотрят с испугом. Они не понимают. Омерль посмел что-то ляпнуть, мгновенно меч нацелился на него угрожающе. Эта тонкая рука знает, как обращаться с оружием. Я потом представила, что могло бы быть, окажи этот Ричард сопротивленье Болингброку. Задавили бы числом, но результат... Да еще знак всей стране, всему миру об узурпации трона. Но сколько бы при этом погибло народа... Ричард выше их всех - он жертвует собой. Только так можно избежать междоусобицы. Так я чувствую происходящее. Больно и страшно.

С непроницаемым лицом выйдет поприветствовать, посланного к осажденному замку, Нортумберленда. Демонстративно учтив и милостив. Только голос как механический. Да грудь закрыта латами. Король демонстрирует, что он воюет. Вот только с кем? Отправил посла восвояси, сбросил утомительное и бесполезное железо, корону. Попробовал утешить, укрепить трясущегося от страха Омерля. И только больше разбередил. Птенец, что ел с руки, безутешно рыдает на груди. Сколько муки в движеньях Ричарда, в том, как он все крепче прижимает его к себе, как смотрит, подняв голову... Неотвратимое я вижу в темных, в пол-лица глазах. И то, каких сил стоит Ричарду держаться. Не кричать. Хватит воющего Омерля. (Я знаю секрет. Это не мешает. Просто добавляет привкус во рту.) Это трудно объяснить, но я чувствую, что он сейчас пытается не просто успокоить, а внушить ближнему, как внушил самому себе еще там, на берегу, достойно встретить смерть. Иллюзий нет, власть ускользнула, уже казнят друзей. Осознание конца я видела в его глазах там, вижу это сейчас. Ричард справляется со всей внутренней бурей. Преображается на глазах. Поправив локоны, привычным жестом водружает на голову корону. Вновь спина прямая, а на лице прежняя надменная маска. Он принял решение. Он не просто идет навстречу Нортумберленду и Болингброку. Он их насквозь видит. "Где жаворонок пел - кричит сова." Опять вспомнился "Гамлет", сразу несколько мест. Вот одно: "В уме нечутком нет места шуткам. Ведите меня к нему."... То, как стоит, один, безоружный, рядом с этими, вооруженными до зубов (ну был такой глюк!) подданными с рожами бандитов с большой дороги - "Власть короля в такой ограде Божьей, что сколько враг на нас не посягай, руками не достать." Физически ощутим, это невидимый барьер, не дающий наброситься на него вот тут же. Не только привычка повиноваться или учтивость (помилуй Бог, где она у Нортумберленда?!) сдерживает. Чувство собственного достоинства, с которым держится Ричард, как смотрит в пространство, словно игнорируя Болингброка с Нортумберлендом. (Розенкранц и Гильденстерн плюс Клавдий - а-у...)Небрежно-витиеватая речь пугает обоих. Они ничего не поняли.

- Что ж, в Лондон? Дайте мне, кузен, ответ.
- Да, государь.
- Могу ль сказать я "нет"? - последнее слово за королем.

("А если я отвечу "нет"? - Милорд, я хотел сказать, если вы ответите согласием." "Ричард II" на пять лет старше "Гамлета")

Тут объявили антракт. Это необычно. Камера продолжает снимать, что в зале происходит. Только в углу экрана возникают часы. У нас половина убежала перевести дух и загрузиться кофе.

"Ричард II" RSC, часть 2

В постановке правильно перемешаны тяжелые и легкие куски, не дают сердцу разорваться. (Это урок булгаковского "Мольера". Там две тяжелейшие сцены разделяет дикий ржач.) Пауза в спектакле дала возможность подготовиться к дальнейшему. Для затравки - "сцена двух шутов" - Садовник с помошником рассуждают о текущей политике. Затем... И тут сердце мое упало. Декорация сцены отречения. Как? Уже?!! Ну, не совсем. Бегот, один из фаворитов, подсуетившись, переметнулся на сторону Болингброка. А что б доказать и показать, какой он хороший, настрочил донос на... Омерля. Словно в кривом зеркале повторяется суд короля из начала спектакля. Только теперь все искажено, доведено до абсурда. Никакой сдержанности, все взвинченны и срываются в истерику. Количество брошенных наземь перчаток не поддается счету. Сбилась, кто кого обвиняет и кто кого вызвал. Конец света! Чуть до драки дело не дошло. Известие о смерти Норфолка вернуло тишину. А потом старичок Йорк предложил корону Болингброку. Тот самодовольно потянулся, сослался на Божью волю, но на трон сесть не смог. Дорогу преградило духовное лицо, епископ Карлейл. Он не за Ричарда заступается, за попираемую присягу. Они ж пред Богом обет верности давали! Где их клятвы?!! Да какие клятвы, если тут Нортумберленд всем распоряжается. Вы недовольны, святой отец? Ясненько, так вы - изменник и сами тут себя изобличили, под суд пойдете. После такого последние сомненья испарились, все решено. Публичное отречение - формальность, спектакль, затеянный шакалами, вздумавшими поиграть в церемонии. Наши зрители веселились, глядя на это все.

Отречение. Любимый эпизод в тексте. Всегда любопытно, как сыграют. И попалась...

Зал охнул, когда вошел Ричард. Простоволосый, босой, в длинной белоснежной рубахе. Обвел глазами присутствующих... Кажется у нас кто-то прошептал: "Что с ним сделали?". Тишину можно было резать ножом. Фрагмент, кусочек этой сцены плавает в Сети, пересказывать бессмысленно, но... Видео на маленьком экране в комнате или в пространстве большого зала, где многое объёмнее и острее, где синий с золотом воздух чувствуется буквально кожей, а малейший звук в каждой клетке тела.

- GOD SAVE THE KING!

Как удар. Даже вздрогнула. Не просто громко, а во всю силу легких. Видеофрагмент этого не передавал, была не готова. А Ричард продолжает иронизировать и над собой и над собравшимися. Над их гробовым молчанием. Над тем, зачем они все здесь. Этот голос, эта реплика звучала потом эхом во мне всю дорогу домой, звучит и теперь.

Это все комедия. Все уже решено. Формальность. Еще одно унижение в числе многих. Ричард терпит с невероятным смирением христианина. Если этот человек и был чем-то виноват перед своими гонителями, то сейчас все искупается. Я именно так это чувствую. Но и пинать себя совсем безнаказанно не дает. Ах, шуты Шекспира, говорящие своим королям правду! Сейчас свергаемый Ричард становится таким шутом. Он имеет на это право - говорить правду в лицо, вот так, с такой иронией. Корону захотели получить? Нате. Но знаете ли вы, что это такое? Болингброк недоволен, все идет не так, узник не сломлен, но выхода нет, он сам захотел поиграть. В голосе Ричарда нотки учителя, вынужденного возиться с двоечником. "seize the crown"... Я умирала от ужаса и восторга одновременно, глядя, как Болингброк ерзает. Но "плясать под дудочку" придется!

- Here cousin.

О, это надо слышать! И будущий Генрих IV подчиняется. Он вынужден играть по правилам Ричарда. В ярости, но сделать ничего не может. Ричард слаб? Помилуйте! Не хочет расстаться с короной? Не знает, что делать? Да это только кажется. Это насмешка. И урок на будущее. Уяснил его Болингброк? Не уверена. Но они стоят сейчас друг против друга так, словно одни во вселенной. Один на один. "Смотри, как сам себя я свергну..." И далее... Далее - волшебство. Он оборачивается к нам. Со скипетром. В короне. Лицо - иконы писать. Огромные глаза. Я не могу от них оторваться. Время останавливается.

Ощутила себя вновь в своем собственном теле, только с падением Ричарда к ногам Болингброка. Ах, как хотела, что б проявил милость, что б наклонился и поднял с пола предшественника. Будь милосерден, чёрт тебя дери!!! Но... Чего я хотела от этой деревенщины. А еще Нортумберленд кружит рядом коршуном, требуя своей порции радости. Ричард наивно полагал, что самое страшное позади. Самое страшное только начинается.

Как мы любили на Ю-Зе повторять, делясь впечатлениями, что нас там размазали по стеночке. Когда вздрагивая, когда с удовольствием (было, было и такое). Вот тут постановка принялась меня укатывать с одновременным размазыванием. И как они играют такое каждый вечер? Непостижимо. И в глубине души поют фанфары такой отдаче. Браво! Снимаю шляпу. Хочу стоя аплодировать. И все цветы вам, господа, под ноги.

- Прочтите это. - Сложенный вдвое лист бумаги с размаху врезается Ричарду в грудь. С жутким звуком вколачиваемого одним ударом гвоздя. Как устоял на ногах король? Да, для меня он по-прежнему король, черт возьми! Мне плевать, на ком сейчас корона!!!

Ричард непонимающе разворачивает бумагу, читает и вскинув голову, устремляется к Болингброку, словно ища защиты. Это уже слишком, это уже за пределами... Но новый монарх молчит и улыбается, Ричард сам защищается, как может. Это не каприз, не издевка, а отповедь зарвавшемуся злодею. Нортумберленд выставлен живодером, которому мало унижений. Будь его воля, вздернул бы тут же прилюдно Ричарда на дыбу. Но и тогда, боюсь, не успокоился. Ему все мало.

- Читайте.
- Не вижу. - отрезает Ричард. - Слез полны мои глаза.

Это можно было бы прорыдать, текст позволяет, а сказано в такой проброс. Типа, отстань, чего пристал (ну, это я грубо и очень примитивно. Интонацию надо слышать. Для меня она была музыкой) От неожиданности того, КАК сказано, уронила челюсть вниз с одновременным злорадным "ха!".

- Милорд...

- Тебе не лорд я!!! - Ричард взвивается распрямившейся пружиной. Кричит так, что зрителей сплющило и вдавило в кресла.

От таких "виражей" по-хорошему тряхнуло. Ричард вновь говорит тихо и витиевато, вдоволь издеваясь над своей участью. (И снова слышу будущего "Гамлета", не в актере, в самом тексте и от этого мурашки. Открытий столько за один вечер, что куда уж больше!) Просит принести зеркало. И кто его приносит!.. Бегот, сделавшийся мальчиком на побегушках у Нортумберленда. Плата за предательство. Ричард берет зеркало, не сразу увидев, кто подал.

Сейчас не помню, когда Ричард увидел лицо "слуги". Нортумберленд постарался, поймал Бегота за шиворот и волоком обратно, что б посмотрел. Хотел насладится моментом. Вот говорят: молния ударила у ног. Вот что-то такое... Может, это самое страшное открытие Ричарда. Судьба наносит удар за ударом и конца не видно.

С зеркалом в руке стоит крепко зажмурившись, боясь открыть глаза. Это была, возможно, самая мучительная для меня пауза. И все таки открыл. Вгляделся в отражение. Длинные пальцы скользнули по лицу. Нет, лжешь ты, льстивое стекло... Зеркало выскользнуло из пальцев... (Я ждала, что он хряпнет его об пол, а сыграно тихо.) Опустился на корточки, всматриваясь в осколки... Издевка нижется на издевку, над зеркалом, над собой. Сумасшедшая Офелия перемешалась с шутом Лира.

Кажется, Болингброка стало это все доставать. И он завернул, не свойственный ему словесный узор. До такой степени несвойственный, что Ричард посмотрел на него, с непередаваемой гримасой: как как? что ты сказал? повтори-ка... Зал грохнул. Это и впрямь было дико смешно. Хотя хотелось плакать. Но я была ему благодарна, когда он отогнал от Ричарда не в меру разошедшегося Нортумберленда с его "списком грехов". Тот аж зашелся от ярости.

Снова интонация "щенка макаем в лужу". Как это получается у Ричарда? Будучи униженным, оставаться выше всех в этом собрании?!. Но силы на исходе и он просит Генриха о милости. Пальцы впились в подлокотники трона, тело буквально висит на них.

- Просите же.
- И получу?.. Позвольте удалиться прочь отсюда.

- Голос глух от напряжения, лицо потемнело. Напряжения и боли столько, что хочу кричать "хватит!".

Болингброк не столь кровожаден, как Нортумберленд, махнул рукой, довольно, мол. А когда Ричарда увели, с наслаждением додавил зеркало каблуком. Всю ненависть в одно движение.

Отречение великолепно выстроено режиссером. Вся эта громадная сцена. И знаю, что Ричард вдоволь здесь издевается сам над собой и знаю, что смешно. Но не могу, нет сил смеяться. Простите.

Прощание с королевой. Она встретит супруга ночью, где-то на дороге. На перепуганную женщину и ее двух дам налетят с гиканьем и уханьем какие-то тени с живыми факелами в руках. В голову полезли параллели с опричниками Сергея Эйзенштейна. Под улюлюканье эта чернь развлекается, гоня перед собою свергнутого короля. Их поведение дает мне право крикнуть "смерды" и плюнуть в них. Задели за живое.

Напрасно королева произносит воинственную, патетическую речь. Да и что она может сделать? Присутствие жены ранит сильнее, чем боль от пинков тюремщиков. Он сейчас и впрямь "тень Ричарда", который умоляет ее уехать. Свидание, длинною в миг, в кольце глумливых чужих глаз, под издевки командующего тут Нортумберленда.

Как объяснить этой женщине, что с ней будет, останься она с мужем? Что Ричард защищает ее, свою королеву, моля бежать прочь. И в доказательство протягивает скованные руки. Ты хочешь этого? Они ж не пощадят, а я не выдержу... Черные тени налетят, точно злой ветер, вырвут Ричарда из любящих рук, подхватят, уволокут прочь... Живой огонь вызовет внутри какофонию.

Следом Йорк расписывал жене коронацию Болингброка. Сил моих смотреть на него не было. Сыграно великолепно! Старик честно заработал свою порцию ненависти. (Этот актер мне безумно нравится.) А вот дальше... Я не могу истолковать поступок Омерля. Нести за пазухой смертельно опасный документ и не спрятать его хорошенько? Идти так, что б он бросился в глаза, что б о нем спросили?! Чего он добивался?!! Вопросов на мильон, простор воображенью. Последнее открытье, наше с вами. Когда говорили, что в спектакле есть существенное расхождение с пьесой, не идущее поперек автора, я, хорошенько подумав, вычислила "злыдня". А больше не кому! Родной отец бушуя, помчался к королю Генриху с докладом: государь, у нас тут заговор. Вот что б так Йорку защищать Ричарда! С таким же рвением и быстротой. Потом всей семьей: мать, сын, отец будут валяться в ногах монарха. С криками "прости!" и "покарай!". Генрих выберет первое, но... намекнет. Интонацией, взглядом. Что надо заслужить.

Центральная часть планшета поднимется, открыв каземат, где заточили Ричарда. Он отражается в ее странной, зеленой поверхности. Кажется, что король лежит под огромной толщей воды; колеблются водоросли, проплывают какие-то тени. Рубаха превратилась в грязное, драное рубище, волосы спутались, держат в цепях. От прежнего Ричарда остались глаза - огромные, живые - да гордая осанка. Он все равно король. Стойко переносит холод и одиночество подземелья, пускаясь в рассуждения, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. И снова не могу оторваться от глаз... тонких черт... прекрасного лица... Да, он сейчас невообразимо красив! Более, чем прежде. Словно дорогие одежды, все великолепие закрывали, словно маска. А теперь страдание смыло все лишнее, открыв истинный облик и я не могу насмотреться. И снова время словно остановилось.

Толстые, тяжелые цепи чудовищно гремят, их длины хватает, что бы узник мог подняться, сделать шажочек в сторону.

Знаете, "Ричард II" подобен шварцевскому "Дракону": невообразимо сложно абсолютно естественно произносить всю эту "паутину", "кружева" текста. У Тэннанта получилось. Слова превратились в музыку. Никакого намека на выученную роль, никакого отторжения. Кажется, что эти слова его собственные, так идут они от сердца. Он подчинил текст себе, не ломая его при этом через колено.

Король, до кончиков ногтей король... Хотелось длить наше последнее свидание как можно дольше. Знаю ведь, что дальше будет.

К нему пустили конюха, мальчишку из королевской свиты. Он имени-то его не знал. Возможно, единственный, кто остался предан. Единственный, кому позволили свидание. Последняя милость.

Потом придет тюремщик, отомкнет цепи. Железо оставило страшные отметины на тонких запястьях. И придут убийцы. Я получу доказательство, что король храбр. Мальчиков его ранга учили воинскому искусству с малолетства. Несмотря на лишения, тело мгновенно вспоминает выучку. Ричард раскидывает троих. Четвертый наносит удар в спину, подкравшись сзади, но не может бежать от скрутившей его руки. Дотянувшись, Ричард сдергивает со своего убийцы маску.

Я знала, что увижу. Еще в предыдущей сцене боролась с желанием крикнуть на весь зал, какой ценой купит Омерль свою презренную жизнь. А ведь это театр, господа. "Фантазия для сочиненных чувств"...

В глазах темно или свет гаснет? Сползаю ничком вместе с Ричардом. Я умерла вместе с ним.

Плита опустится, сокрыв тюрьму. В глаза ударит яркий свет. Спокойно и отстраненно наблюдаю за последствиями разгрома заговора. Ах, да! До этого, уже став Королем, Генрих Болингброк помянет своего сына, мотающегося по кабакам. Будущий Генрих V!

Вальяжные доклады разорвет своим появлением Омерль, волокущий за собой на веревке открытый гроб. Король ведь пожелал избавления от вечного ужаса? Вот! Только Омерль просчитался в своем рвении. Болингброк, с картинным подвывом и напускным неудовольствием, проклял и погнал прочь из страны. А чего этот птенец ждал?! Чинов-крестов?!!

Конец великолепен. Новый монарх склонился с любопытством над гробом, но так и не решился приподнять саван. Камера заскользила вниз, к ногам, открывая пространство. И там, за левым плечом Болингброка, высоко у трона, призраком возник Ричард. В белой рубахе, с рассыпавшимися по плечам волосами, спокойно взирающего вниз на нового короля. Вечным укором совести.

Прошло уже шесть дней. До сих пор не отпускает. Ах, если б в трансляции шли и в Туле!!!

Хочется вспоминать малейшие подробности, без конца описывать все это, до мельчайших деталей.Делиться. Хотя бы с собственным дневником. Не спрашивайте зачем.

* * *

"Ричард" до сих пор не отпускает. Для меня сейчас это хороший признак. Снова нетерпение: а что будет завтра и азарт узнать по-больше о полюбившемся.

Первое, что увидела, когда зажгли свет в зале - счастливые, сияющие глаза соседки слева. Той, что вынуждена была закрываться от телефона. Шепотом, одновременно друг другу: "Понравилось!.." Необыкновенное чувство - печальная история осталась внутри теплым светом.

А еще в перерыве соседка поделилась, что чувствует серьезное расхождение субтитров и произносимого актерами текста. Чувствует, хотя не знает английского, она учила французский!

И, разумеется, по дороге домой я заблудилась в метро. Станция Библиотека им.Ленина вдруг превратилась в лабиринт. Бывает. Проходили. (После своего первого "Дракона" на Ю-Зе дважды пролетала мимо нужной станции, причем вместе с подругой.)

У книжного магазина нагнала своих соседей справа. Народ горячо обсуждал увиденное. Донеслось: "Это же экспериментальная постановка! Шекспир не так все написал...". Эх, как теперь я жалею, что в детстве невнимательно читала огромную статью, настоящее исследование, где сопоставляли тексты "Ричарда II" и "Гамлета"! Штудировали досконально, вплоть до запятых. Но сработал эффект, ярко описанный Экзюпери: "Я не ем хлеба, пшеница мне ни о чем не напоминает...". Теперь память сама собой инстинктивно выкладывает тексты параллельно друг другу - сравнивай не хочу. Сравниваю.

Слово "экспериментально" рассмешило. Экспериментально в чем? В крошечной коррекции последней реплики Ричарда? В некоторых его жестах? Или в отказе от трактовки "раз монарх - значит сволочь, правильно получил по башке"? Я, зритель, не чувствовала ни одной секунды, что надо мной ставят эксперименты. Рядом не бегала девочка с топором в голове, актеры не бились в судорогах, выкрикивая отдельные фразы, выхваченные из общей массы текста, никто не насиловал мой мозг и, Боже упаси, душу. Все было очень "классически" поставлено и сыграно. Разве что не привыкла к достоверной демонстрации ран, к крови с головы до ног, к разъеденным железом, запястьям. Еще мгновение бы и почувствовала смрад тюрьмы, так задели воображение. Это хорошо. Это растревожило привыкшего к театру чистенькому, с легким ароматом пыли и швырнуло в другое измерение. Где почва зыбка и не за что ухватиться. Привычные ориентиры отброшены и надо довериться постановке. Она сама вынесет обратно в привычную, обычную жизнь, где уже ничего не будет, как раньше.

Это так, короткая реплика. К "Ричарду" приятно возвращаться. Прокручивать вновь и вновь подробности путешествия, событий того дня. И все впечатления, все эмоции и ассоциации не влезли в первое описание (см. sholay.diary.ru/p194888339.htm). Не могли. Их ТАК много...

Второй просмотр

Только сейчас дошло, что во второй и последний раз "Ричарда" я смотрела 8-го февраля, в особенный для меня день. И тут опять "старый" Ю-З, в каком-то смысле последний "Мольер", безнадега с билетами и сумасшедшее везение. А потом такие нервы!...

Не в моем положении смотреть помногу раз полюбившееся, да еще в другом городе (!). Но, как прежде спектакли Ю-За, также теперь был необходим "Ричард". Как воздух. И поняла это только когда все закончилось.

С одной стороны - все сложилось просто замечательно, с другой - было грустно, что все мои попытки увлечь за собой старых друзей с треском провалились. Телевизор - большая замочная скважина; восприятие, ощущения будут другими по сравнению с трансляцией. Но не судьба...

Второй просмотр для меня всегда чреват последствиями. Почти всегда вопрос: а то ли я смотрела? С "Ричардом" такого не было. Разве что лампа в проекторе была менее яркой, а поэтому все краски насыщенней, тени гуще. Но разве это главное?

Обнаружила, что смотреть куда-то ниже-выше-в сторону глаз короля Ричарда физически невозможно. Что б отвести взгляд и рассмотреть прочие детали, требовалось усилие. Воистину, пока его не было на сцене, дали подышать! (Не мое сравнение. Подписываюсь, т.к. оценила) И это на втором просмотре! Не замечала, что говорят стихами. Не замечала несоответствия в субтитрах. Не актеры, играющие персонажей, а живые люди радовались и горевали передо мной, открывали свои души.

Наверное в этом заключено волшебство театра. Низкий поклон за этот Дар. И ей-богу, не вы мне, а я вам в ноги должна кланяться.

Я возненавидела Джона Гонта. Не Нортумберленд, а этот тщедушный старик смертельно опасен. Нортумберленд лишь энергичный организатор бунта, Гонт - идейный вдохновитель. Обвинять Ричарда в преступлении вслух он начинает первым почти сразу, как появился.

- Один судья здесь - бог; его наместник.
Помазанный божественным елеем,
Повинен в этой смерти. Пусть же небо
Само отмстит; а я поднять руки
На божьего избранника не смею.-

Лицемер. А как скорбит над бедной Англией! Мол, царственный остров сдали в аренду, как поместье! (Рыдания) По нему не стоит знать долгов, а вспомнит кто - дать в морду. Война ему милей. Гонта традиционно изображают невинно пострадавшим страдальцем. Этот же брызжет ядом. И пусть в словах его немало правды ( "Кишат льстецы в зубцах твоей короны..."), но не таким тоном давать важные советы! Ненависть так застит глаза, что не оценил милость остановленного поединка. Во всеуслышанье обвинение в убийстве брата. Ричард только качает головой: слыхали, мол? Во сбрендил, старый! Ему бы обратить внимание, как шею вытянул Нортумберленд, как слушает все это. Ах ты... И то, что потом устроит Болингброк, сын его, уже не удивит. Яблочко от яблоньки...

Меня еще в тот раз зацепила разница в приговорах. Король, отреагировав на доносы в измене, всего лишь сослал (!!!), Болингброк быстренько казнил (без суда). Ричард даже биться не позволил дабы кровь не проливать. А Болингброк? Помните:

- Скажите так: я, Генрих Болингброк,
Пред королем колени преклоняю,
Ему целую царственную руку
И признаю себя его вассалом;
Согласен я сложить и меч и власть
К его стопам лишь при одном условье:
Чтоб он мое изгнанье отменил
И мне вернул законные владенья.
А если нет, - употреблю я силу,
И хлынет кровь сраженных англичан,
И пыль к земле прибьет тот бурный ливень.
Но как далек я в мыслях от того,
Чтоб напоить сей пурпурною влагой
Зеленое и сладостное лоно
Страны, где правит государь наш Ричард. -

От такого во мне кровь застыла.

При таком сравнении мне милей Ричард. Если что и ставить в вину, так то, кем окружил себя. За что люблю? За стойкость. За мирный нрав. За поэтическую душу. Ну не могу я на него долго сердиться! Даже когда он, витая в облаках, ждет Божьей помощи против бунтовщиков. Чудес не бывает.

Он абсолютно живой, король Ричард. Я смотрю на него и машинально начинаю улыбаться. Один раз страшно стало. Помните осаду замка Флинт? Король стоит на крепостной стене и, пока он говорит монолог, камера медленно плывет снизу вверх к его лицу. Сама не знаю почему, но меня начало трясти.

Меня даже сцена на берегу так не размазала, хотя там есть с чего завестись. Невозможно спокойно смотреть на то, как он себя ведет. Вот, словно безумный, гладит землю, зовя ее на помощь против Болингброка, а вот в ужасе мечется, вот проклинает предателей, а вот оплакивает жизнь. Его трясет. И это уже за гранью просто актерской игры. (В тридцать два года я прошла сама через подобное состояние, мне есть с чем сравнивать...) Омерля прожег таким взглядом, что как тот пеплом не осыпался.

Каждое слово, каждый поступок в этом спектакле врезался в душу, вызывая боль. Но, может так и должно быть?

За оба раза так и не вспомнила имени актера. Со мной это редкость. И это мое персональное мерило ценностей. Передо мной был Король. Гордый, красивый, недосягаемый. И чем подлее вели себя с ним окружающие, тем прекраснее он становился. Он был выше их, даже валяясь у них в ногах. И мерзость "продажных-прожженых-дырявых" душ не могли скрыть роскошные наряды. Как и полуистлевшая, грязная рубаха - потрясающе красивый облик. Огромные, одухотворенные глаза, в которых нет озлобленности или жалости к себе-несчастному. Он фантазирует, мечтает. По-прежнему остроумен. Смиренно принимает земную жизнь. Болингброк так и не смог его сломать. Свергнутый Ричард внушает ему еще больший страх и ненависть.

Говорят, убиенные уходят в рай, а все их грехи камнем ложатся на убийцу.

И может быть Доран сместил акценты, но для меня здесь ярко светиться мысль: нельзя добиться блага, совершая неправедные поступки. Это относится ко всем персонажам.

Со зрителями повезло. Сидели тихо-тихо и до самого последнего кадра в титрах. Когда пошли поклоны, начала аплодировать. Спектакль зацепил сильнее, чем я могла себе представить, когда о нем только-только услышала. Жаль, что трансляции закончились. Хочется без конца говорить об увиденном. Например, что будет в следующих пьесах. Про семейство Нортумберленд. Про то, как сбудутся слова Ричарда.

Разбередили...

P.S. Я ж ни разу не упомянула герцогиню Йорк! Свет моих очей! Вот это старуха! Я влюбилась!!!

P.P.S. Чёрт! Не могу толком придумать заголовок к этой записи! Да и как его придумать, если в ушах по-прежнему: "God Save The King!"