"Личность и государство в исторических драмах Шекспира" (отрывок)

Из монографии В.Комаровой "Личность и государство в исторических драмах Шекспира"


  • Полностью почитать монографию можно здесь
  • Публикация подготовлена Ольгой Федоровой
  • В качестве иллюстраций использованы фрагменты программки к спектаклю "Richard II" RSC 2013 года. 

Глава III. Закон и насилие в жизни государства (Хроники «Жизнь и смерть короля Джона» и «Король Ричард II»



(фрагмент; с сокращениями)

Для того чтобы определить авторский замысел в любой хронике Шекспира, необходимо, прежде всего, сопоставить текст драмы с источниками. В хронике «Король Ричард II» Шекспир следует Холиншеду, сохраняя все основные факты и оценки исторических лиц, но при этом усиливает трагизм судьбы Ричарда и усложняет мотивировку поведения персонажей, например, Йорка и Болингброка. Шекспир, по-видимому, сознательно опускает упоминание об угрызениях совести, которые в источнике Ричард испытывает еще до падения, вскоре после убийства Вудстока. Шекспир не использует и другой факт — сведения о том, что солдаты Ричарда были готовы сражаться за него.(1)

Известны и другие источники хроники «Ричард II»,(2) в частности, сборник поэм «Зерцало для правителей».(3) В поэме «Как за свое плохое управление король Ричард Второй был свергнут с престола и жалким образом убит в тюрьме» рассказ ведется от первого лица: Ричард описывает свое падение и сам осуждает свое правление. Шекспир развивает идеи нескольких поэм «Зерцала...».

До сих пор не решен вопрос о том, какое произведение написано раньше: хроника Шекспира «Ричард II» или поэма Сэмюэла Дэниела «Первые четыре книги о гражданских войнах».(4) Исследователи обнаружили около тридцати сходных мест. Правда, у Шекспира и у Дэниела был общий источник — хроники Холиншеда, поэтому, например, Ф.В. Моорман(5) приходит к выводу, что между этими произведениями непосредственной связи нет.

Поскольку в стилистическом отношении между ними нет ничего общего, то вряд ли правы те, кто предполагает, что Дэниел написал поэму под влиянием драмы(6) — в этом случае он невольно запомнил бы отдельные шекспировские образы и идеи. Напротив, Шекспир, по-видимому, был знаком с поэмой, но не только не сохранил каких-либо особенностей стиля (язык Дэниела очень беден), но во многом изменил общее настроение. Например, в поэме Изабелла обращается к мужу со словами: «Соединим наши жалобы и пусть наше горе будет полным» («Join then our plaints and make our grief full grief»).

У Шекспира королева замечает, что Ричард изменился от горя и напоминает ему о прежнем величии. Ричард отвечает: «Не объединяйся с горем, прекрасная жена, чтобы внезапно довершить мое падение» («Join not with grief, fair woman, do not so, To make my end too sudden...» — V, 1, 16—17) и говорит, что он до самой смерти побратался с суровой необходимостью. Королева обращается к нему с горячей ободряющей речью (V, 1, 26—34). Возможно, что именно поэма Дэниела повлияла на шекспировский образ Изабеллы, но Шекспир создал более глубокий психологический характер и изменил общее настроение ее речей.

Кроме шекспировской хроники и анонимной пьесы «Жизнь И смерть Джека Строу» существует еще одна драма о Ричарде II, известная под заглавиями «Вудсток» или «Ричард II, часть первая». В ней изображены события, непосредственно предшествующие началу действия в хронике Шекспира, т. е. убийство протектора Томаса Вудстока, дяди короля Ричарда, совершенное по приказу короля, и мятеж лондонцев, недовольных налогами и убийством любимого народом протектора. Драма известна в рукописи и, по-видимому, написана не раньше 1592 и не позднее 1596 г.(7) Автор ее был хорошо знаком с трилогией Шекспира о Генрихе VI и с драмой Марло «Эдуард II», о чем говорят многочисленные параллели. Шекспир, несомненно, знал хронику «Вудсток».


В анонимной хронике более подробно, чем в драме Шекспира, показана политика Ричарда, вызывающая всеобщее недовольство. Шекспир лишь кратко упоминает о влиянии льстецов при дворе и о тяжелых налогах возможно именно потому, что в драме «Вудсток» об этом говорится во многих сценах. В анонимной драме наиболее драматические сцены связаны с судьбой протектора Вудстока. Лорд-протектор осмеливается открыто обличать фаворитов в парламенте, сокрушаясь о том, что политика государства находится в руках неопытных и дерзких мальчишек, что, если раньше Англией правили убеленные сединой опытные старцы, то теперь управление государством, эта ноша, посильная только для Атланта, возложена на плечи «пигмея».

Король приказывает тайно убить Вудстока, но не предвидит, какие последствия вызовет это убийство. Лорды и коммонеры поднимают мятеж, изгоняют верховного судью Трессилиана, а король вынужден пойти на уступки и примириться с лордами.

В хронике Шекспира возобновляется конфликт между королем и лордами. Однако с самого начала главные персонажи в драме Шекспира наделены иными чертами, чем персонажи анонимной хроники: там Джон Гонт герцог Ланкастерский выведен противником короля, возглавляющим мятеж после убийства Вудстока, в то время как у Шекспира Гонт проповедует покорность законному монарху и признает за подданными право действовать только убеждением, но не насилием.

В хронике «Вудсток» мятеж против плохого правителя изображен как нечто естественное, а в хронике Шекспира насильственное низвержение короля получает разные оценки в зависимости от позиции персонажей, участников политической борьбы.

Шекспир несравненно строже, чем автор анонимной хроники, следует своему главному источнику — Холиншеду. Холиншед описывает весь период правления Ричарда II как смутное время, когда власть короля была непрочной.

Многие важные политические события предшествовали ссоре Моубрея и Болингброка, с которой начинается действие в драме Шекспира. Вскоре после подавления восстания Уота Тайлера начались разногласия короля с парламентом. Ричард объявил, что если коммонеры восстанут против него, он призовет на помощь французского короля, но не покорится собственным подданным (2, 775). Вскоре лорды подняли мятеж, во главе которого стал Нортемберлеид. Горожане Лондона объявили, что не будут сражаться против «друзей короля и защитников королевства» (2, 785—786), и когда мятежники подошли к Лондону, мэр открыл ворота, несмотря на протесты богатых горожан, которые боялись, что начнутся грабежи и беспорядки. Парламент пригрозил Ричарду, что изберет другого короля, и король дал клятву во всем подчиняться лордам (2, 793, 796). Через некоторое время король усилил борьбу с «нездоровым учением Джона Виклифа», так как «множество книг, пасквилей и памфлетов открыто и нагло распространяли явную ересь и заблуждения, подрывающие католическую веру». Королевское постановление предписывало всех авторов и лиц, распространяющих ересь, заключать в тюрьму (2, 827).



Король, расправившись с недовольными, «начал править, следуя прихоти, а не разуму, угрожая смертью каждому, кто не хотел подчиняться его необузданным желаниям» (2, 844). Один из его фаворитов Буши «изобрел непривычные слова и такие странные имена в обращении с королем, которые более подходили к божественному величию самого Бога, а не к его наместнику на земле» (2, 840). На эти слова Холиншеда следует обратить внимание, ибо это единственное место в источнике, которое давало Шекспиру основание (хотя и слабое) наделить Ричарда и его сторонников идеологией абсолютизма. В этом состоит главное отличие драмы от источника: тюдоровская доктрина божественного происхождения и неприкосновенности короля воспринимается в драме как вполне естественная, в то время как в эпоху Ричарда II попытки обожествления личности короля казались «странными».

Холиншед подробно описывает начало мятежа, который привел к власти Генриха Болингброка. Народ по всей стране оплакивал изгнание герцога, в котором видел единственного защитника (2, 848). Зачинщиков мятежа Холиншед не называет, упоминая лишь о том, что «... некоторые знатные лица, в том числе и прелаты церкви, а также многие правители крупных и мелких городов и общин в Англии, видя, что государство клонится к упадку и не может вернуть себе прежнее богатство, пока король Ричард будет жить и править (так они думали), решили после великого размышления и обдуманных советов послать письма к герцогу Генриху, которого они теперь называли герцогом Ланкастерским и Херфордским, и просить его со всей возможной скоростью вернуться в Англию, обещая ему помощь и поддержку, если он, прогнав короля Ричарда, как человека непригодного к его должности, возьмет на себя правление, скипетр и диадему свой родной страны» (2, 852).

Итак, герцогу Ланкастерскому предложили вернуться с условием, что он захватит власть. Он поклялся Нортемберленду, Перси и Уэстморленду в том, что собирается всего лишь вернуть свои земли. Но Холиншед сообщает, что вскоре Генрих приказал уменьшить налоги и платежи, и тогда в течение трех дней он завладел Англией (2, 853).

В хронике Шекспира усилена инициатива Болингброка: Шекспир не упоминает о том, что лорды предложили Генриху вернуться, хотя можно предполагать существование предварительного сговора между ним и Нортемберлендом. Шекспир использует найденные в источнике описания всеобщей поддержки, оказанной новому королю Генриху IV, а также некоторые обвинения, предъявленные Ричарду. (Холиншед приводит 33 пункта — 2, 368). Ни Холиншед, ни Шекспир не изображают Ричарда тираном, а всего лишь слабым правителем, которому были свойственны «обманчивое представление о состоянии дел, неспособность взглянуть на вещи с должным вниманием, надежда, что всем его делам будет сопутствовать успех, что все завершится приятным и восхитительным образом» (2, 855). В этом суждении Холиншеда можно увидеть психологическую основу характера Ричарда в драме, ибо Шекспир всегда стремится сохранить верность источникам в оценке исторических лиц. Такие моменты в поведении короля, как сознание своей вины, скорбь при известии о всеобщем мятеже, нерешительность и склонность оплакивать свою судьбу — найдены Шекспиром в источниках. Но если Холиншед ограничивается психологическим объяснением, то Шекспир, желая приблизить прошлое к политической обстановке своего времени, изображает более глубокую причину ошибок Ричарда: его абсолютистские воззрения на сущность и природу власти. Изменения, внесенные Шекспиром, связаны с политической концепцией драмы. Шекспир превращает Ричарда в защитника крайних воззрений абсолютизма, чтобы тем самым показать опасность этой доктрины для государства и для самого правителя.



Уже во 2-й сцене I акта возникает вопрос о борьбе с произволом короля. Герцогиня Глостерская, вдова убитого Вудстока, призывает Джона Гонта отомстить Ричарду за смерть Вудстока. Гонт отказывается мстить наместнику бога на земле, но пытается повлиять на короля убеждением. В его монологе чувствуется вдохновение пророка, его речь наполнена пословицами, выражающими накопленную за долгие годы жизни мудрость, он предсказывает Ричарду падение. Ричард с возмущением встречает поучение Гонта, называя его глупцом. Очень важно, что этот смелый, но вполне законный протест предшествует незаконному протесту Болингброка, самовольно прибывшего в Англию. Вообще для понимания авторского замысла очень важна последовательность сцен.

Поведение другого дяди короля герцога Йорка показывает зрителю, на чьей стороне мог быть Гонт, если бы остался жив. Йорк, так же как и его брат, убежден, что подданный должен повиноваться даже плохому королю. Перед ним все та же дилемма: как быть, если все попытки уговорить дурного короля безуспешны. В нем все более растет чувство протеста: «До каких пор нежное чувство долга будет заставлять меня терпеть зло?» (II, 1, 163—164). Он терпеливо сносит многие обиды, но не может покорно принять вопиющее нарушение закона — лишение Болингброка прав на титул и наследство отца. «Не нарушай тех прав, которые сделали тебя королем», — говорит он Ричарду. Он предупреждает, что этим поступком король вызовет сильнейшее недовольство, потеряет тысячи верных сердец и навлечет на себя тысячи опасностей. И снова страстное, проникнутое убежденностью предостережение опытного политика оказывается бесполезным.

Ричард II не тиран, но он разоряет своих подданных непосильными налогами. Участников мятежа против короля возмущает его политика: налоги, штрафы, беневоленции, конфискация владений, роскошь двора, «подлые компромиссы» короля, разорительная война в Ирландии, отдача королевства в аренду фаворитам. Исследователи справедливо увидели в этих обвинениях намеки на политическую обстановку 90-х гг.(8)

Опасения лордов вызваны тем, что король, лишив наследства Болингброка, в дальнейшем может лишить наследства и их детей. «Многие люди благородной крови терпят такую же несправедливость», — говорит Нортемберленд (II, 1, 239—240). Главная причина всеобщего недовольства — тяжкие налоги и новые вымогательства (II, 1, 246, 249, 260). Эти жалобы дополняются признанием одного из фаворитов: таков изменчивый народ, его любовь в кошельках: кто их опустошает, наполняет сердца смертельной ненавистью (II, 2, 129—131).(9)



Изображая истинные причины недовольства, Шекспир тут же показывает, как эти причины подменены в речах лордов другими, более возвышенными. Задумывая мятеж, они сравнивают государство с кораблем, который может погибнуть во время шторма. Нужно сбросить рабское ярмо, вправить сломанное крыло слабеющей страны, выручить из заклада запятнанную корону, стереть пыль, покрывающую золотой скипетр (II, 1, 291—294).

Лорды замышляют заговор еще до возвращения Болингброка (II, 2). Это обстоятельство приводит к важному выводу: причина восстания не в Болингброке; не будь его, кто-либо другой мог возглавить уже назревающий мятеж. Конфликт между королем и его подданными разрешен насилием, и для выяснения политической направленности хроники отношение к вопросу о насилии в данном случае особенно важно.

В критических работах по-разному освещен отказ Йорка от сопротивления мятежникам и его дальнейшее поведение. К.О. Браун пишет о том, что у Холиншеда переход Йорка на сторону Болингброка имеет одну мотивировку: слабость войска, у Шекспира дается тройная мотивировка: родственные связи, признание справедливости притязаний Генриха и также слабость военной силы. Однако в данном случае Браун не совсем прав. У Холиншеда вполне можно найти основания для углубления мотивов поведения Йорка. Холиншед сообщает о том, что герцог Йорк переносил терпеливо и смерть своего брата Вудстока и изгнание племянника — Генриха Болингброка. «Но теперь, видя, что закон, правосудие и справедливость невозможно сохранить там, где своевольное желание короля устремлено к дурным целям, он рассудил, что государство неизбежно придет к упадку... и решил, что мудрому человеку лучше вовремя уйти на отдых и покинуть такого, не слушающего советов правителя, который мечом может перерезать собственное горло» (2, 849).



Шекспир добавляет иную, очень важную деталь: в драме Йорк пытается сначала уговорить Болингброка сложить оружие и покориться законному государю, а Генрих в свою очередь оправдывает свое поведение как единственно возможный выход для восстановления своих прав. Йорк вынужден подчиниться превосходящим по силе мятежникам, однако в дальнейшем, когда Генрих провозглашен королем, Йорк воспринимает его власть как законную.

Значит ли это, что целью Шекспира было показать вынужденную измену Йорка своим принципам? Йорк видит, что силу Болингброку дает поддержка народа и усматривает в этом волю бога. Он рассказывает жене, как в низвергнутого Ричарда народ бросал грязью, и делает вывод: если бы ради великой цели бог не ожесточил все сердца, они прониклись бы жалостью к Ричарду (V, 2, 37—40). Многие исследователи приводят эту цитату как выражение идеи: опора трона заключена в народе. Однако поведение Йорка рассматривается обычно только в психологическом плане. С. Кольридж видит в поступках Йорка слабость характера, подчинение обывателя обстоятельствам.(10) Подобную оценку поведения Йорка дает К. Арсеньев.(11) А между тем речь идет не о слабости принципов обывателя, а об изменении в его сознании. Йорк совершенно искренне убежден в том, что сам бог за нового короля, он столь же искренне возмущен «чудовищной изменой» своего сына Омерля и, несмотря на любовь к сыну, сам выдает заговор, повинуясь долгу. Так изменяется представление о законном и незаконном: Омерль остался верен законному Ричарду II, но теперь уже его попытка мятежа воспринимается всеми как измена, хотя он изменяет тому, кто сам недавно считался изменником.

Изображение борьбы в сознании Йорка и исхода этой борьбы имеет важное значение для понимания соотношения закона и насилия в драме. В сознании верных и честных подданных долг повиновения дурному королю вступает в противоречие с такими моментами, как понятия о чести и справедливости, родственные привязанности, представления о благе страны, защита своей собственности и свободы. Открытый протест эти люди отвергают как измену до тех пор, пока законный король находится у власти. Но как только он низвергнут с помощью насильственных мер, победитель становится в их глазах столь же законным, а протест против него — мятежом и изменой. Изменчивость представлений о законном и незаконном правителе показана в этой пьесе яснее, чем в какой-либо другой хронике Шекспира.

Многие исследователи говорят о близости этой хроники и хроники Марло «Эдуард II». В драме Марло основа конфликта состоит в борьбе старого дворянства с «выскочками». Феодалы негодуют, видя, что люди незнатного происхождения смеют обращаться с ними как равные. Марло почти не заметил экономических причин, и основа трагедии Эдуарда заключается в случайных пороках его натуры, в дурных свойствах характера, которым неограниченная власть дает возможность развиваться. Подобную идею обычно видят в хронике «Ричард II».(12) Шекспир дает более глубокое, чем Марло, объяснение конфликта. Недостатки Ричарда главным образом проистекают из его убеждения в божественном происхождении своей власти. 

В этом отношении Ричарда можно сравнить с Кориоланом. И тот и другой разделяют господствующие в обществе представления и вместе с изменением условий времени тяжело расплачиваются за взгляды, которые становятся заблуждением. Поэтому часть вины как бы снимается с героев, и этическая оценка поведения героя становится особенно сложной.

Сложное отношение вызывает у зрителя и победитель Ричарда — Генрих Болингброк герцог Ланкастерский. У зрителей шекспировской пьесы не возникает сомнений в истинности рассказов действующих лиц о любви народа к Болингброку. Однако герцог Ланкастерский вовсе не выведен искренним защитником коммонеров, он всего лишь умеет привлечь народ умной политикой. Генрих обещает лордам награду за помощь, но предусмотрительно облекает обещания в весьма туманные формулировки, нигде не высказывая прямо своего намерения захватить власть: он сумеет вознаградить Нортемберленда и других за их «верную любовь», когда «его судьба созреет и принесет плоды». Герцог Ланкастерский не испытывает сомнений в своей правоте и не смущается необходимостью прибегнуть к силе. В отличие от Йорка, Генрих легко и просто разрешает главное противоречие между законом и насилием, которое доставляет Йорку страдания.

Йорк называет его изменником, который осмелился нарушить мир в родной стране и поднять оружие против короля. Генрих взывает к родственным чувствам Йорка и напоминает о том, что король лишил его наследственных прав, захватил и распродал его земли: «Я подданный и взываю к закону, но мне отказано в адвокатах», — говорит он Йорку.

Каким же путем подданный может добиться прав, если тот, в чьих руках закон, сам его нарушает? — спрашивает Болингброк и отвечает: нет иного пути, кроме насилия. Йорк возражает племяннику, но в словах Йорка заключено неразрешимое противоречие: «Неправдой добиваться прав нельзя» (II, 3, 143—145).

Замысел хроники «Ричард II» состоит не в том, чтобы показать, как незаконный захват власти развязывает «центробежные» силы. Историзм Шекспира гораздо глубже: король, безразлично — законный или нет, утрачивает власть, если вызывает своим правлением всеобщую ненависть. Независимо от его прав, он неизбежно будет свергнут — таков ход событий.

Шекспир даже не ставит вопроса: нужно ли было свергать Ричарда. Он раскрывает причины, которые неизбежно привели к свержению, — таким образом оценка исторического события состоит в объяснении причин, его породивших, и последствий, к которым оно приводит. В этом проявилась важная особенность историзма Шекспира — то или иное событие он не оценивает как абсолютное зло или абсолютное добро. Разрешение противоречий никогда не изображается в хрониках как установление гармонии. Одни противоречия сменяются другими. Поэтому почти в каждой хронике в заключительных сценах вводятся тревожные моменты, которые предвещают борьбу в будущем.

Выяснение политической направленности хроники «Ричард II» осложняется тем, что эта драма особенно богата поэтическими образами и символами.(13) Большинство пословиц, философских сентенций и всякого рода афоризмов в этой хронике касаются основных вопросов бытия: отношение к жизни и смерти, восприятие ударов судьбы, поведение человека в несчастье и на смертном ложе, изменчивость судьбы и противоречие между внешним положением и сущностью человека.

Почему драма «Ричард II» более других хроник насыщена образностью и философскими обобщениями? Вероятно потому, что политические проблемы здесь в любой момент действия связаны с нравственными. Почти все персонажи хроники говорят как философы, размышляющие о сложных, «вечных» для человечества вопросах. Психологическая основа подобной особенности шекспировских характеров заключена в обстоятельствах, определяющих развитие конфликта: в переходные эпохи, в моменты общественных катастроф у людей возникает потребность осмыслить события и определить свое место в мире и свое отношение ко всему, что происходит вокруг.

Если в начале своего творчества при освещении восстания Кэда Шекспир постарался проникнуть в психологию мятежных крестьян и ремесленников, то в хронике «Ричард II» мятеж — только фон для изображения политических и психологических конфликтов в отношениях людей, стоящих у кормила правления, для освещения нравственного аспекта острой политической ситуации. Суть политического конфликта в другие эпохи может измениться, но общечеловеческие ситуации сохраняются, будет ли человек в подобных ситуациях покорным или бунтарем, слабым или стойким, колеблющимся или решительным, поэтом и мечтателем или практическим государственным деятелем.(14)

Одна из самых сложных аллегорий — сцена в саду (III, 4). Изучены многочисленные источники, исторические, классические и современные, которые могли породить те или иные идеи и выражения в советах садовника.(15) В статье X. Дж. Леона и комментариях П. Ура в новом Арденнском издании перечислены многие английские, латинские и французские источники, содержащие самые отдаленные параллели. Однако в них не упоминается ближайший, как нам кажется, источник: речь Джона Болла, приведенная в «Анналах» Стоу и в «Хрониках» Холиншеда в разделе о царствовании Ричарда II.

Сравнение государства с садом — одна из самых распространенных аллегорий во времена Шекспира. Рассмотрим подробнее все элементы этой важнейшей политической аллегории в пьесе. Подвяжи ветки, согнувшиеся под тяжестью абрикосов, — таков первый приказ садовника. Слова «праздные» («dangling»), «угнетение» («oppression»), «непослушные» («unruly»), «расточительный, чрезмерный» («prodigal») разъясняют смысл этой аллегории: нужно поддержать полезные, «плодоносящие» элементы в государстве, угнетенные расточительными бездельниками. А ты пойди и подобно палачу отруби головы («cut off the heads») побегам, которые слишком возвысились («too lofty») в нашем государстве. Все должны быть равны в нашем правлении («all must be even in our government»). Для этой идеи X. Дж. Леон обнаружил несколько классических источников. В «Истории» Тита Ливия, с которой Шекспир был знаком, есть рассказ о совете, который Тарквиний Гордый дал сыну. Король позвал посланного в сад и молча отрезал головки самым высоким макам («cut off the heads of the highest poppies»). У Аристотеля рассказан подобный же эпизод. Периандр, проходя по полю, сбивал самые высокие колосья, выравнивая пшеничное поле.(16 )У Бэкона этот рассказ несколько изменен. Периандр повел посланного в сад и срезал самые высокие цветы, как бы говоря, что нужно отрубить головы знати и грандам.(17)

Далее садовник поясняет свою мысль: излишние побеги мы отсекаем («lop away»), чтобы дать жизнь плодоносящим ветвям. Мы подрезаем кору, чтобы дерево не погибло от излишнего сока и крови, от чрезмерного богатства («lest being over-proud of sap and blood with too much riches it confound itself» — III, 4, 58—60).

Если бы Ричард поступил так с могущественными людьми, которые стремятся возвыситься («to great and growing men»), он сохранил бы власть. В источниках речь идет только о честолюбцах, опасных для тирана, а в драме Шекспира о подавлении гордых своей кровью и богатством великих мира, губящих государство, и о поддержке плодоносящих ветвей.

Важнейший образ — очищение сада от сорняков. «Я пойду и вырву с корнем («root away») вредные сорняки («noisome weeds»), которые отнимают пищу у полезных цветов («wholesome»), — говорит садовник, и слуга развивает аллегорию дальше: наша страна — сад, полный сорняков, ее лучшие цветы задушены («choked up») и полезные («wholesome») растения изъедены гусеницами («swarming with caterpillars»). «"Сорняки" использовались для политической аллегории так часто, что этот образ вошел в пословицу, а потому не следует искать каких-либо особенных источников», — пишет П. Ур.(50) По его мнению, Шекспир сравнивает «элементы беспорядка» с сорняками, которые нужно выпалывать. Aвтор указывает источник 1546 г.(18)

Аллегория в драме Шекспира пояснена рассказом садовника о положении в стране. Садовник явно одобряет свержение Ричарда, его фаворитов он называет «сорняками, которых защищали широко разросшиеся листья» королевской власти и которых «вырвал с корнем» Генрих Болингброк, захвативший «расточительного короля» (эпитет wasteful поясняет личное отношение садовника к политическим событиям). Шекспир, как это почти всегда происходит в его исторических драмах, тут же дает иное восприятие происходящего: королева, услышав этот диалог, с упреком напоминает слугам о грехопадении первых людей (III, 4, 73—76). Садовник, хотя и заверяет королеву, что он «не рад этой новости», тем не менее снова проявляет свое личное отношение к событиям в рассказе о положении в стране: на стороне вашего мужа он сам и «несколько ничтожеств», а на стороне «великого Болингброка» «все английские пэры». Драматизм сцены усилен тем, что зритель, вместе с садовником понимая необходимость падения Ричарда, все-таки сочувствует горю королевы, как и Ричарду в сценах его падения.

Особенно много философских обобщений высказывает Ричард после утраты власти. Личное страдание помогло Ричарду увидеть истины, все еще скрытые от окружающих. Потеря власти и владений приводит его к выводу: «Своим назвать мы можем только смерть» (III, 2, 15). Он познает изменчивость таких понятий, как собственность и право. Когда Болингброк уверяет, что пришел затем только, чтобы вернуть «свое» и «верной службой заслужить его любовь», Ричард отвечает: «Что ваше — ваше, сам я ваш, как всё». «Вы заслужили, все тот заслужил, кто путь нашел вернейший к обладанью».

Ричард просит принести зеркало, чтобы увидеть, каким стало его лицо, лишенное величия, и увидев, что лицо не изменилось, что удары скорби еще не нанесли глубоких ран, он с удивлением спрашивает: неужели это лицо, как солнце, ослепляло всех? Он разбивает зеркало и говорит, обращаясь к Генриху: «Заметь, как скоро печаль разрушила мое лицо», но Генрих возражает: «Тень вашего лица от тени горя разрушилась». И Ричард поражен этой мыслью:

Да, горе настоящее внутри,
А внешние печали проявленья
Лишь тени бледные незримой скорби,
Растущей молча. Вся сущность — там (IV, 1, 295—299).

Рассматривая многозначимость этой символической сцены», П. Ур видит смысл переворота в душе Ричарда в его стремлении к самопознанию. Ричард отрицает лесть и тщеславие и переходит от самодовольства к покорности и смирению.(19) Однако в этой сцене речь идет не о покорности и смирении Ричарда, а о более глубоком прозрении: сущность человека в его душе, в его мыслях и чувствах, а слава, титул, имя — только внешность. Утратив их, человек еще не утрачивает своей ценности в мире. Истинная книга, где вписаны все грехи, — его душа. Эту книгу хочет прочесть Ричард, а не обвинения, предъявленные ему врагами.

Философский замысел драмы яснее всего раскрывается в монологе Ричарда, произнесенном в тюрьме, в замке Помфрет (V, 5, 1—41).(20) В этом монологе привлекают внимание три сложные аллегории. В начале, монолога дается образная картина человеческих стремлений. Человек один может заключать в себе весь мир — ведь мозг в союзе с душой порождает «потомство размножающихся мыслей». Мысли противоречат одна другой и, подобно людям, они все недовольны («по thought is contented», «none contented»). Мысль — источник недовольства человека жизнью, она умирает только вместе с человеком, когда человек превращается в «ничто» (V, 5, 38—41). Этот вывод дополняется двумя другими образными сравнениями: Ричард слышит музыку и, сопоставляя гармонию в музыке и гармонию в государстве, признает, что не расслышал нарушения ритма в жизни государства, не сохранил согласия с временем: time в значении «ритм» переходит в значение «время».

Шекспир утверждает, что противоречие, недовольство — свойство человеческой мысли и человеческой природы, естественный закон жизни. Этот философский вывод позволяет глубже понять политическую направленность драмы, соединяющей политические, нравственные и философские проблемы.

Итак, следует полностью отвергнуть распространенное положение о решающей роли «прецедента», т. е. незаконного захвата власти для дальнейшего развития исторических событий. Проникновение в глубь веков приводит драматурга к выводу о невозможности установить, кто по-настоящему законный, а кто незаконный правитель. Судьбу монарха определяет не столько «законность» его прав на престол, сколько его политика. Незаконный король Иоанн удерживает власть, потому что умеет в нужный момент изменить политику, как этого требуют обстоятельства, а законный Ричард II утрачивает власть, так как слишком поздно понимает свои ошибки.

Нарушение закона рассматривается в хрониках Шекспира, в каждой драме по-разному, в зависимости от обстоятельств. В хронике «Ричард II» одни персонажи оправдывают свержение короля, другие осуждают насилие, но позиция тех и других определяется их интересами и не выражает авторской оценки. Этическая оценка в хрониках зависит не только от того, нарушает ли данный герой существующий закон, но и от других факторов. Юридически и Ричард III и Генрих IV узурпаторы престола, но этическая оценка этих королей совершенно различна.

В хронике «Ричард II» Шекспир показывает, что представление о законном и незаконном правителе меняется вместе со сменой правления. Падение слабого правителя изображено как закономерный результат его конфликта со всеми его подданными. Таков ход событий. Его нельзя изменить призывами к сохранению порядка и моральной проповедью: эгоистические интересы отдельных лиц и сословий соединяются с потребностями государства и более сложными общегосударственными побуждениями, что в конце концов приводит к нарушению закона и свержению неспособного правителя.

Наконец, хроника «Ричард II» — историческая и философская драма о сущности человека. Сущность человека определяется его личными качествами, а не его положением в обществе, и, утратив власть, человек не утрачивает своей ценности в мире. Борьба, противоречие, недовольство — закон человеческой жизни, а потому невозможно установление гармонии в мире и в обществе.

Ричард II, несмотря на то, что после утраты власти он понимает свою вину, нигде не выказывает способностей к управлению государством. Скорбь о себе, о своей судьбе и о своей близкой гибели переполняет его сердце, но он ни разу не вспоминает о том, как отразится на судьбе Англии воцарение Генриха IV. Личное страдание научило Ричарда философской мудрости, но не могло превратить его в мудрого политика и государственного деятеля. 

Примечания:


1. Вraun K.O. Die Szenenführung in den Shakespeareschen Historien. Würzburg, 1935, S. 82—84, 86, 95, 98.
2. См.: Shakespeare W. King Richard II. Ed. by P. Ure. Cambr. (Mass.), 1956, Introd., p. XXX—XLIII.
3. The mirror for magistrates. Ed. by L.B. Campbell. Cambr., 1938.
4. Daniel S. The first fowre bookes of the civille warres (1595) (см.: Bullough G. Narrative and dramatic sources of Shakespeare. N.Y.—L., 1960. vol. 3, p. 434—460).
5. Moorman F.W. Shakespeare's history plays and Daniel's Civil wars. — Shakespeare Jb., [1904], Bd 40.
6. Такое предположение высказал, например, Б. Стерлинг (Sterlіng B. Unitv in Shakespearean tragedy. The interplay of theme and character. 2nd print. N.Y., 1957, p. 39, note.
7. Драму «Вудсток» впервые опубликовал в 1870 г. Д.О. Халливел, но всего в 11 экземплярах. Мы пользовались текстом драмы во втором ее издании В. Келлера: Richard II. Erster Teil. Ein Drama aus Shakespeares Zeit. Hrsg. W. Keller. — Shakespeare Jb., 1899, Bd 35. Драма «Вудсток» свидетельствует о знакомстве ее автора с анонимной хроникой «Эдуард III» (1595 г.) и с трагедией Шекспира «Ричард III» (1593 г.), поэтому вероятная дата ее написания — конец 1595 г.
8. Albright E.M. Shakespeare's Richard II and the Essex conspiraсу. — PMLA, 1927, vol. 42, N 3, p. 703; Heffner R. Shakespeare, Hayward and Essex. — PMLA, 1930, vol. 45, N 3, p. 766; Campbell L.B. Op. cit., p. 201—203; Alexander P. Shakespeare. L., 1964, p. 186.
9. Coleridge S. Т. The complete works..., vol. 4. N.Y., 1856, p. 125.
10. Арсеньев К. Ричард II. — В кн.: Шекспир В. Полн. собр. соч. Под ред. С. Венгерова. Спб., 1902—1904, т. 2, с. 63.
11. Craig H. An interpretation of Shakespeare. L., 1948, p. 125; Stauffer D.A. Shakespeare's world of images. N.Y., 1949, p. 88.
12. Spurgeon Caroline F.E. Shakespeare's imagery and what it tells us. N.Y., 1936; Armstrong E.A. Shakespeare's imagination. L., 1946; Evans I. The language of Shakespeare's plays. L., 1952; Al tick R.D. Symphonic imagery in «Richard II», — PMLA, 1947, vol. 62, N 2.
13. См. об этой особенности драм Шекспира: Кеменов В.С. О трагическом у Шекспира. — Шекспировский сборник. 1947. М., [1948]. Перепечатано в кн.: Кеменов В. Статьи об искусстве. М, 1956.
14. Leon H.J. Classical sources for the garden scene in «Richard II». — Philol. Quart., 1950, vol. 29, N 1, p. 65—74; Ure P. Introduction in the new Arden ed. of «Richard II», p. LII—LVI.
15. Leоn H.J. Op. cit., p. 67.
16. Grute H. Shakespeare with Bacon. An examination of the English history plays commonly attributed to Shakespeare. Newtown, 1954, p. 30—31.
17. Ure P. Introduction..., p. LII.
18. Ibid.
19. Ure P. The looking glass of «Richard II». — Philol. Quart., 1955, vol.34, N 2, p. 221—222.
20. См. интересный анализ этого монолога в кн.: Урнов М.В. и Урнов Д.М. Шекспир, его герой и время. М., 1964, с. 174—175.

Комментарии

Популярные сообщения