Gilbert Keith Chesterton on Hamlet

#Hamlet Отрывок любопытного эссе Честертона на тему психоанализа, ну и рассуждения про Гамлета, что очевидно. Целиком тут: http://wikilivres.ru/Гамлет_и_психоаналитик_(Честертон/Трауберг) Перевод Н.Трауберг. 

Illustration for Hamlet by William Shakespeare with Modern Translation:
The Ultimate Hamlet eBook. Created for eNotes 2012

Гамлет и психоаналитик

Read in English: http://wikilivres.ca/wiki/Fancies_Versus_Fads/Chapter_II

...есть тут один нравственный вопрос, который кажется мне очень важным, и связан он с идеей возмездия. Почему-то психоаналитики сильно озабочены так называемой проблемой Гамлета. Их особенно интересует подсознание Гамлета, не говоря уже о подсознании Шекспира… Читая их, подумаешь, что убить главу своей семьи — легче легкого, вроде семейного праздника или семейной шутки, и принц разрешил бы себе эту невинную вольность, если бы темные, тайные мысли не мешали ему. Представим себе, что современный критик моего уровня и типа узнал (скажем, на спиритическом сеансе), что должен поспешить домой в Бромптон или Сербитон и всадить ножик в дядю Уильяма, который кого-то отравил, но увернулся от суда. Быть может, критик подумает, что это неплохое вечернее развлечение, и лишь в подсознании его шевельнется глухая брезгливость. Однако возможно и другое: не подсознание, а ясное сознание остановит его. Словом, в таких рассуждениях нет и крупицы здравого смысла.

Чтобы объяснить поведение Гамлета, не нужно психоанализа. Он сам объяснял свои действия, он даже слишком этим увлекся. Долг явился ему в страшной, отталкивающей форме, а он не был создан для таких дел. Конечно, возник конфликт, но Гамлет знал о нем, он сознавал его с начала до конца. Не подсознание владело им, а чуткая совесть.

Как ни странно, толкуя о подсознательном отвращении Гамлета, ученые расписываются в собственном, не вполне осознанном отвращении. Это их подсознанием владеют предрассудки, по вине которых они старательно обходят очень простую истину. Они обходят простой моральный принцип, в который Шекспир верил, во всяком случае, больше, чем в грубые законы психологии. Шекспир верил в борьбу между чувством и долгом. Но ученый не хочет признать, что именно она терзала Гамлета, и заменяет ее борьбой сознания с подсознанием. Он наделяет Гамлета комплексами, чтобы не наделить совестью… А все потому, что он, ученый, отказывается принять всерьез простую, если хотите — примитивную мораль, на которой стоит трагедия Шекспира. Мораль эта включает три принципа, от которых современное болезненное подсознание бежит, как от сильной боли. Во-первых, мы должны поступать справедливо, даже если нам очень не хочется; во-вторых, справедливость может потребовать, чтобы мы наказали человека, как правило сильного; в-третьих, само наказание может вылиться в форму борьбы и даже убийства. Предубежденный современный мыслитель называет первый принцип подавлением своего «я», второй — насилием, а третий — варварством. Современные люди инстинктивно скрывают от себя, что иногда человек должен, рискуя собственной жизнью, насилуя собственную волю, убить тирана. Вот почему тираны так разгулялись в наши дни.

Чтобы не думать о тех случаях, когда очень хочется быть в мире, а долг призывает к ссоре, критик кромсает пьесу и ищет ее разгадку в смутных до бессмысленности современных учениях… Он пытается толковать ее в свете новой морали, о которой Шекспир и не слыхивал, потому что как огня боится старой морали, о которой Шекспир просто не мог не слышать. А мораль эта (по мнению некоторых из нас, основанная на гораздо более глубоком знании человеческой психики) считает такое наказание здравым не только потому, что оно меняет жизнь, но еще и потому, что оно искупает зло. Когда же нас призывают заменить возмездие состраданием, это значит одно: не решаясь покарать тех, кто достоин кары, мы караем тех, кто достоин сострадания. Мы не посмеем и тронуть таких важных особ, как король Клавдий…

Нет ничего странного в том. что мы пытаемся свести нравственную проблему Гамлета к вненравственным категориям сознания и подсознания. Долг, пугавший принца, пугает и нас; нам страшны справедливость, свергающая с престолов, и карающая правда. Многие склонны теперь отрицать, что это долг, именно потому, что это небезопасно. …Англия позволила капитализму стать могущественной тиранией, ибо англичане постоянно откладывали народную революцию, как откладывал Гамлет дворцовый переворот. Мы осуждали французов за страсть к кровавым мятежам; …но терпение, из-за которого Англия стала плутократией, не терпение святых, а та самая accedia [Оцепенение, уныние, лень (лат.).], тот самый отказ, который сковал благородного принца из трагедии. Как бы то ни было, главное вот в чем: отказываясь покарать могучих, мы быстро утратили самое идею кары, и полиция наша умеет теперь только преследовать бедных.