"Пустая корона", 2 сезон, "Война Роз", "Ричард III" | Рецензия на русском

И рецензия на "Ричарда III", третью серию второго сезона "Пустой короны". 

Оригинальный пост: http://strengeress.livejournal.com/68572.html

Ну вот нам и Ричард... Третий, в смысле  

...И я не знаю, что писать.

Не в смысле "стесняюсь", а действительно не знаю.

Потому что вроде бы (да ладно, какое вроде бы, совершенно четко) Бенедикт сыграл хорошо.

То, что ему дали сыграть.

А вот как это сочетается а) с тем, что я вижу в пьесе (при всем разнообразии вариантов интерпретации, которые я готова принимать, а я уже штук шесть вариаций Ричарда видела *актеров видела еще больше в этой роли* ;-)) - и вполне вписываются все, на то и классика); б) с двумя предыдущими сериями, включая то, что нам до сих пор рассказали о собственно фигуранте в этой версии; и в) с контекстом даже текущей серии... таки да, вызывает вопросы.

Помните, в прошлом посте (наивная я, да, и доверчивая ;-), обольщаюсь только так) я задумалась, как они дальше-то будут выруливать с Ричардом, после такой густой жести, в смысле, куда ж ему там еще дальше злодеить? Так вот, возможно, я слишком много думаю о своей джудайской проницательности (ц) ;-), но тут у меня возникло подозрение, что они-таки слегка уперлись в этот тупик и решили отвернуть, причем местами довольно круто.

Хотя...

В общем, сейчас в основном все будет именно про фигуранта (сколько уж я из себя выжму ;) ), так что сначала "бысенько" по остальному спектаклю. 

Еще и потому что, действительно, остальное там - вполне осознанно (и, может, где-то даже не без основания) - в целом примерно его обрамлением-фоном-вторым планом и работает. На мое (ни разу особо не камбербечнутое) восприятие.

Даже прекрасная, лучащаяся достоинством, как-то умудряющаяся даже очень, скажем так, нематеринские слова, обращенные к сыночку, говорить едва ли не с грустным сочувствием, непоколебимая даже в изумлении, с глазами-лазерами Джуди Денч.

Даже почти рембрандтовски прекрасная (в смысле, земно-убедительно-негламурно, почти светящейся естественной неюной красотой прекрасная) королева Кили Хоуз (хотя все-таки есть момент, уже по смерти принцев, когда она резко начинает походить на Кили Хоуз в своем обычном визаже, слегка похудев, помолодев и по... ммм... не то чтобы "пофеминистев", но этакое решительно-подтянутое, современно-эстетическое в ней всплывает, и это немного мешает, выбивает из атмосферы, но это ненадолго).

Даже внезапно где-то нашедший печальное ироническое достоинство Кларенс, без особой даже злости, скорее с какой-то насмешливой обреченностью, комментирующий свое имя, ставшее между ним и братом (и придушенно задергавшийся, не желая признавать реальность, услышав о действительной роли Ричарда в этом во всем... очень убедительно, на самом деле, очень, и вполне вытекает из его "медузообразных" метаний ранее... кстати, резкое сокращение предсмертной сцены с монологами, по-моему - правильным решением было, в этом ритме и в этой атмосфере естественными их бы сделать не удалось, в этом спектакле многое - кроме самого Ричарда, что парадоксально, но забавно ;) - очень так... функционально *и само по себе это неплохо*).

Даже внезапно убедительная во всех своих вотэтоповоротах королева Анна, жертва соблазна суперковарногипнотическим Ричардом Г. Она здесь такая, знаете... юная пионерка. Все стремящаяся (искренно стремящаяся, ибо верит без всяких экивоков) делать правильно. Любить память, ненавидеть убийцу мужа, соблюдать добродетель (а значит, безоружного убивать нехорошо и неправильно, хоть он и злодей)... Ясный взгляд, бестрепетные движения, абсолютно последовательное поведение... и абсолютная беззащитность не только перед обманом или не самым простым выбором, но даже собственными неосознаваемыми чувствами. Жальче всего ее, когда она искренне же, радостно, начинает как бы верить, что то, чего внезапно хочется и то, что надо - кажется, совпали. И она тут - художественное средство.

И мальчики-жертвы, хотя в старшеньком внезапно прорезается настолько генриховская человечность и чувство ответственности, настолько он достойно и сочувственно ведет себя с тем же Ричардом и твердо сам себя ведет куда-то, что чисто шекспировской абсурдностью реальности так в нос и шибает. Но и они тут - в основном "для него"...

И даже почти современный в своем вкрадчивом политиканстве, всегда на все готовый, рациональный до способности на все, насквозь интеллектуальный, с внимательным взглядом и насмешливо-любезной улыбкой, очень четко вроде бы рубящий фишку, но совершенно средневековый в понятиях о союзничестве (и на том погорающий) Бекингем - внезапный "тормоз" на этом умном лице и самый безусловный молчаливый гнев, когда Ричард за все хорошее оставляет его с носом выглядит чуть ли не гиньольно, но очень точно - и он тут в декорациях.

Кстати, еще один парадокс - единственная, кому удается из всего этого выскочить - оконедовская Маргарита. Не выжившая из ума, не беснующаяся в отчаянии (хотя весь экстерьер сумасшедшей старухи, от седых косм до слоя морщин, на месте), а очень четко, я бы даже сказала, расчетливо, делающая то, что пришла сделать, что полагает нужным сделать, с презрением, сверху вниз, смотрящая на торжествующих (вроде бы) врагов, молодеющая на глазах от чувства мести, и настолько никого из них не боящаяся, настолько уверенная в своей неуязвимости и в своем праве, что ее реально боятся они... Но я не знаю, авторская ли это идея - типа, овеществленный Рок, злодейка прошлого, заслужившая страданием роль судии и парки, "колесо судьбы свершило свой оборот" - или случай так называемого неудержимого актерского прорыва... Неважно. Вышло, как вышло. И она действительно как бы снаружи истории здесь существует, ее не достать уже. По принципу "ничего не сделаешь с тем, с кем все уже сделали".

Дальше же - о Ричарде.

Так вот, то ли мне кажется, то ли все-таки в большой степени к этой версии "зловещего горбуна" эпиграфом можно поставить известную шуточку "Собака Баскервилей - это Муму, которая выплыла". ;-) А у меня еще аллюзивом всплыл Гамлет Смоктуновского (подождите, связь будет ;) ). 

1. Потому что - разбегайтесь или набирайте воздуху, поклонники - для меня версия ИС никогда Гамлетом не была, а была ленинградским интеллигентом шестидесятых годов. Так вот, и этот Ричард - начиная со внезапной (после предыдущих серий) короткой стрижечки в современном духе и кончая отдельной каморкой с шахматами, где он, сверкая своим перекошенным позвоночником, услужливо обнаженным для зрителя), занимается тихими интеллектуальными упражнениями в полутьме, в то время, как остальные чинно и картинно живут в своем обычном средневековье - данному времени, месту и менталитету подчеркнуто не принадлежит. Он им чужой, он не вписывается в эту эстетику уставленного цветами стола и парчовых нарядов, этого строгого и блаженного, но какого-то полусонного распределения мест, в эту успокоенность победителей и добродетель, требующую, чтобы все было красиво и благопристойно, даже если и сдержанно. Нам долго и тщательно дают два этих пространства встык, усердно подчеркивая тоскливое и злобнеющее, нервное, отдающее безуминкой одиночество Глостера (еще немного - и был бы Холмс ;) ), снимая его со всяких почти босховски-неестественных ракурсов, ловя камерой неуют на лицах молча пирующих "нормальных", у которых есть вот этот неудобный скелет (так и выпирающий через кожу в области спины) в чулане, которые терпят это неудобное равновесие и не знают, куда девать это лишнее. Он резче, неманернее, бесцеремоннее... современнее, да, всех остальных, и в этом контексте его речи насчет непридворности даже имеют основание.

В общем, да, не без некоторого призрака деревянных игрушек это все. Хотя в этом как раз определенная связь с предыдущими частями есть. Вот с тем самым мотивом нужности только в процессе экшОна, не зря он чувствовал, что станет лишним после победы, когда наступит мир и нормальность.

Только непонятно, отчего ему понадобилось на это понимание десять лет - раз. И зачем ему вообще - особенно после достаточно четко сделанного еще в конце второй части "Генриха" выбора - понадобилось хотя бы пытаться вписываться - два. У этого Глостера как будто психологический откат произошел - или он из другого мира сюда попал.

В том числе и потому что та интеллектуальная доминанта, которая здесь присутствует, та тема летящего с катушек в полном одиночестве мощного мозга, которому тупо не с кем общаться, с этими шахматами во весь экран снова и снова (здесь вообще много чего "снова и снова", и это тоже, как по мне, мешает своей навязчивостью, выбивается из всего, что было до, несмотря на яркие актерские краски Оконедо и Таунсенда, они все-таки не повторялись, да и режиссеры не тыкали нас носами), с этими шараханиями по темноте и впиваниями пронизывающим взглядом никуда - оно ну никак не бьется с куда более звериным, инстинктивным, самосохранительным умом, который Ричард демонстрировал в прошлом эпизоде. Как и с очень даже соответствием его окружающей действительностью.

А здесь...

2. Здесь - несмотря на местами все еще вполне рефлекторными реакции, оскаленный рот, дергающееся веко, вполне детский уровень мрачной обиды на дразнилки младшего из маленьких принцев (он там так супится, так откровенно бычится, только что губы не надувает ;) ) - здесь мы имеем, вот как раз, едва ли не практически версию Гамлета, который, не выдержав распавшейся связи времен и вконец разобидевшись на окружающее несовершенство и общую несправедливость, окончательно сорвался и *не обязательно даже сознательно, а в состоянии длительного аффекта* перешел таки за печеньками (в виде личного удовлетворения местью, хотя бы) на темную сторону и все свои способности на нее бросил. К вопросу о Тургеневе и Конан-Дойле. ;)

У него ж там даже в сцене перед последним боем - те самые шахматы (и барабанит по ними пальцами, и барабанит, нагнетая как бы страх и символизируя как бы рок... к вопросу о повторяемости, затянутости и супернаглядности). Он же свои монологи - кстати, спасибо хоть за эту последовательность - все еще периодически держа камеру-зрителя за лацканы, все еще в ярости взывая к отсутствующему близкому-понимающему не столько уже выплевывает как спонтанную реакцию, сколько анализирует ими ситуацию и планирует свою почти бессмысленную, почти ради абстрактной какой-то цели, повестку дня. (Хотя моменты былой рефлекторности и животного остервенения, центростремительной эмоциональности тоже случаются, и они здесь - сильнейшие, текст Шекспира, он такой, то и дело лезет со своим смыслом ;) , и взвизгивающий от оскорбленной злобы и требующий СВОЕГО Ричард Камбербетча, как по мне, здесь "ричардее" всего). Он даже в знаменитой сцене с Анной, совершенно явно - и, кстати, нескрываемо (о чем позже и что несколько нарушает стройность уже ее характера) - ее вожделея, едва ли не еще больше сосредотачивается на челлендже, так сказать, и едва ли не наслаждается риском, как физическим (кинжал... вот где у него вожделение, вот где, пардон, оргазм, это когда лезвие уже почти вошло в кожу, "выгорит-не выгорит"), так и именно что умственным: "она меня расколет или я ее заговорю", там уже глаза поволокой подергиваются и одновременно горят. И при этом - вот она, гамлетовщина, вот жертва в злодее, - чуть что не страдает, чуть ли не упрашивает взглядом не поддаваться. Последние остатки потенциала, так сказать. Отчаянный жалобный всхлип внутреннего принца Датского... И, уже окончательно победив, смотрит ей, радостно уходящей, вслед с видом едва ли не несчастным, одновременно виноватым и разочарованным. Испачкал, так сказать, беззащитную чистоту. "И как она только на это поддалась" - как пересказывала одна постмодернистская версия Офелия выступления как раз Гамлета в стихах одного остроумнейшего американского поэта. ;)

Головокружительное падение имеем тут, короче, густой экзистенциализм и превышение пределов самообороны, которые, впрочем, здесь уже две серии никто не соблюдает, безумие ума, обреченность непохожести, черт-те что...

3. И при этом. Внезапно. Несочетаемо. По-моему, к сожалению, таки не в лучшем эклектическом варианте, когда противоположности едины, а в дробящемся, с явно видимыми швами...

Мы видим классического, на уровне моралите, подчеркнутого злодея. Подбирающегося к той Анне почти что на четвереньках. Их общий план - он же там Голлум, практически. Написано прямо - я жЫвотное (и постанывающая интонация, зафиксированные в одной точке глаза и вообще без выражения проговоренные слова типараскаяния это окончательно "запечатывают", я не знаю, кем надо было быть Анне, чтобы поверить в искренность каких-то там душевных перемен в человеке, который каждой буквой этих слов говорит "мне все пофиг, кроме того, чтобы тебя... ммм... ну, вы поняли"). Закатывающего царственному братцу безобразные истерики. Иудински обнимающего Кларенса с классически-коварно-торжествующей улыбкой. Особенно режущей глаз встык со столь талантливо-испуганно-проникновенным "мы все в опасности". И тут же лыбится чуть ли не в лицо, ога. Гыгыкающего в лицо Бекингему почти в стиле "обманули дурака на четыре кулака". В чем-то, может, это и могло быть психологически обосновано - я уже говорила, что Бекингем здесь кое в чем ближе к Ричарду, чем другие, менее связан, так сказать, условностями, практичен, не отвлекается на пустяки, и этот Глостер мог как бы почувствовать себя оскорбленным дополнительно - мол, и этот туда же, ишь, возомнил себя мной (почти ситуация, блин, опять же "Гамлет-Лаэрт у могилы")... но *на мое восприятие*, он здесь как раз не оскорбляется, не мстит с особой жестокостью, а просто тупо собой доволен, опять этакий школьный двор, один бык перебыковал другого и рад. Уж такой, в общем, щедрой рукой сыплют вешки и указатели, такой архетип архетипович по экрану гуляют... будто пытаются вышесказанную гамлетовщину скомпенсировать, мол, вы не подумайте, мы его не обеляем...

И тут он внезапно реально тормозит перед грозными словами беззащитной Маргариты, уставившись в зеркало, которое она сует всем под нос (и это едва ли не единственное реально-художественное продолжение начатого в первых двух сериях)... с таким отрешенным, обреченным, несопротивляющимся, почти полупрозрачным лицом, что хочется в голос заорать: "да определитесь вы уже все-таки, наконец". ;-) И это мне, повторяю, любительнице оксюморонов и эклектики. :)

Да, кстати. Сцена с призраками хороша тем, что кое-кто из них тоже разговаривает с Ричардом из зеркала. Или из воображаемого пространства - он ходит *и мечется* по завоеванным им помещениям, не выходя из военной палатки. (А плоха тем, что со стороны актера *ведомого, конечно, режиссером, ничего против Бенедикта* - это в большой степени слезливая истерика. Страх в чистом виде то и дело. А могли бы, раз уж за такую концепцию взялись, реально совестью пошевелить, все равно терять уже нечего, а у Шекспира это слово-таки звучит *и здесь произносится*).

А после (несколько невнятно и путано показанной) сцены его гибели уже вообще мало что имеет значение, несмотря на все еще усердное подчеркивание хорошести и сочувственности всего такого совестливого и доброго (и маленького, и зашуганного) Ричмонда. Готова согласиться, что я чего-то не поняла. Может, они там тоже какой-то посыл имели в виду - типа, после кульминации таких войн реально ничего не остается и никто не может помочь. Or something. (Хотя корону на его главу возглагали с каким-то показательным облегчением, но, опять же, может, я не просекла глубины замысла).

В общем, ощущение попытки резко изменить направление меня не оставляло всю дорогу. Как и некая (не в лучшем смысле слова) раздробленность образа. 

Но любопытно. Наверное. 

Но-2 вышло с этим Ричардом так же, как и с другим из этой же серии. Существует он тут отдельно от общей картины. До назидательности отдельно. Связь, которая могла бы быть, не осуществилась (хотя некоторая, см. выше, есть).