Более 450 изданий о русском театре в свободном доступе

Любопытный ресурс - онлайн библиотека с огромным количеством изданий о русском театре в открытом доступе. В коллекции есть как издания начала 20 века, так и недавно опубликованные монографии. Много мемуаров известных театральных режиссеров и актеров, работ театральных критиков. Книги можно читать на самом сайте и скачать себе на компьютер. 442 книги - с упоминанием Шекспира (ну то есть практически все)). 

Читать про наш театр: http://teatr-lib.ru/Library/


Под катом - отрывок из книги Котт Я. Шескпир — наш современник (Перев. с польск. В. Л. Климовского. СПб.: Балтийские сезоны, 2011) про.. ну, конечно про Ричарда II )

Читать книгу целиком: http://teatr-lib.ru/Library/Kott/shakespeare/

Начнем с большой сцены отречения в «Ричарде II», которая при жизни королевы Елизаветы не появилась ни в одном издании трагедии. Она обнажала действие Великого Механизма слишком беспощадно: в момент смены власти. Властитель рождается либо от Бога, либо по воле народа.

Генрих из рода Болингброков — затем король Генрих IV — вернулся из изгнания, высадился на берег с войском и взял в плен покинутого вассалами Ричарда II. Государственный переворот совершился. Теперь его нужно узаконить. Старый король еще жив.

Введите Ричарда: пусть всенародно
Он отречется; и тогда мы сможем
От нас все подозренья отвести12*.

Входит Ричард под стражей, лишенный королевских атрибутов, за ним следуют сановники, несущие регалии. Сцена происходит в Палате Лордов, просцениум изображает Вестминстерский зал, который Ричард перестроил и снабдил его знаменитым дубовым сводом. Он стоял под ним только один раз — как узник, чтобы отречься от престола.

Говорит король, лишенный короны:
Увы! Уже я позван к королю,
А сам еще не вовсе отрешился
От королевских помыслов и чувств!
Еще не научился я гнуть спину,
Поддакивать, наушничать и льстить. […]
Но я припоминаю эти лица:
21 Как будто люди эти мне служили,
Кричали мне: «Да здравствует король!»13*

Но ему не разрешают говорить слишком долго. Подают на краткий миг корону, чтобы он отдал ее Генриху. Сам, добровольно.

Он уже отрекся от власти, податей и доходов. Уже отменил свои эдикты. Чего еще можно от него хотеть? Шекспир знал.

Еще прочтите это, —
Признание в тяжелых преступленьях.
Которыми вы с вашими друзьями
Стране ущерб огромный нанесли.
Покайтесь же, и пусть народ узнает,
Что по заслугам низложили вас14*.

Король, лишенный короны, говорит:

Как! Сам я должен размотать пред всеми Клубок своих безумств? Нортемберленд, Когда бы речь шла о твоих проступках, Не стыдно ль было бы в таком собранье Тебе их оглашать?15*

Но снова ему не дают долго говорить. Низложение должно совершиться быстро и полностью. Король должен быть 22уничтожен в самом своем величии. Рядом ведь ожидает новый. Если старый король не был изменником, то новый является узурпатором. Мы хорошо понимаем цензоров королевы Елизаветы.

НОРТЕМБЕРЛЕНД
Читайте же, милорд, не будем медлить.

КОРОЛЬ РИЧАРД
Не вижу — слез полны мои глаза!
И все же я соленой этой влагой
Не ослеплен настолько, чтоб не видеть
Изменников, столпившихся вокруг.
И если взор я обращу к себе,
Окажется, что я изменник тоже:
Я дал свое согласие на то,
Чтоб с короля сорвать его порфиру…16*

На чем основана у Шекспира драматизация истории? Прежде всего, на сильном ее сокращении, на ее адском сгущении. Ибо, в сравнении с драмой Иоанна, Генрихов и Ричардов, более трагична сама история. Трагично само функционирование Великого Механизма. Целые годы умещает Шекспир в месяцы, месяцы — в дни, в одну большую сцену, в три-четыре фразы, в которые втиснута вся суть истории.

Вот великий финал любого низложения:

КОРОЛЬ РИЧАРД
Итак, позвольте мне уйти.

БОЛИНГБРОК
Куда?

КОРОЛЬ РИЧАРД
Туда, куда вы повелите,
Но только поскорее прочь отсюда.
23 Пусть проведут его немедля в Тауэр. […]
На будущую среду назначаем
Мы нашу коронацию. Готовьтесь17*.

Мы приближаемся к концу. Остался один акт. Последний. Но этот последний акт будет одновременно и первым актом новой трагедии. Только у нее будет новое название: «Генрих IV». В «Ричарде II» Болингброк был героем положительным. Он был мстителем. Он защищал попранное право, справедливость. Но в собственной трагедии он может сыграть только роль Ричарда II. Цикл завершился. Цикл начинается заново. Болингброк прошел половину большой лестницы истории. Он уже после коронации. Уже властвует. При королевских регалиях, в Виндзорском дворце, ожидает он вельмож королевства. Они являются.

НОРТЕМБЕРЛЕНД
Да будет счастье над твоей державой! —
Шлю в Лондон я четыре головы:
Блент, Спенсер, Солсбери и Кент — мертвы.
(Подает бумагу.)
Здесь, государь, в подробном донесенье
Перечисляются их преступленья.

БОЛИНГБРОК
Нортемберленд, за твой достойный труд
Тебя достойные награды ждут.

Входит Фицуотер.

ФИЦУОТЕР
Я, государь, из Оксфорда вернулся.
Всех прочих заговорщиков опасных,
Готовивших убийство короля,
24 Там ждали Брокас и сэр Беннет Сили.
Их головы я в Лондон отослал.

БОЛИНГБРОК
Фицуотер, ты достоин восхваленья,
Я твоего не позабуду рвенья18*.

В этой сцене больше всего поражает ее абсолютная естественность. Будто ничего не произошло. Будто все происходящее — в обычном порядке вещей. Началось новое царствование: шесть голов присылают королю в столицу. Но Шекспир не может на этом закончить трагедию. Ему нужно потрясение. Он должен внести в действие Великого Механизма проблеск сознания. Один проблеск, но гениальный. Новый правитель ожидает еще одну голову, самую важную голову. Самому преданному из приспешников он поручил совершить убийство. «Поручил» — слишком простое слово. Короли не поручают тайных убийств. Короли только позволяют их. Так, чтобы сами они могли об этом не знать. Но предоставим слово Шекспиру — это одна из тех великих сцен, которые история будет повторять, которые написаны раз навсегда, в которых есть все: механика человеческого сердца и механика власти, страх, лесть и система. В этой сцене нет короля и не произносится ни одно имя. Ничего не сказано и все сказано. Есть только королевский голос и его двойное эхо. Это именно те сцены, в которых Шекспир достигает своей сверхправды.

25 ЭКСТОН
Ты тоже слышал, как король сказал:
«Иль не найдется друга, чтоб избавить
Меня от этого живого страха?»
Не так ли?

СЛУГА
Точные его слова.

ЭКСТОН
«Иль не найдется друга?» — он спросил.
Он дважды это повторил, и дважды —
С особым удареньем. Так ведь?

СЛУГА
Так19*.

И вот теперь, в последней сцене «Ричарда II», входит этот вернейший из верных. Входит со слугами, несущими гроб:

Великий государь, вот гроб. Узнай же,
Что Ричарда Бордоского в нем прах.
Взгляни — в гробу покоится твой страх:
Твой злейший недруг больше не опасен20*.

И тут происходит вспышка гениальности. Пропустим ответ короля, он незамысловат. Он прогонит Экстона, устроит торжественные похороны Ричарду и первым пойдет за его останками. Все это еще только описание Великого Механизма. Сухое, как средневековая хроника. Но у короля вырвется одна 26 фраза, которая мгновенно перенесет нас в проблематику «Гамлета». Ибо «Гамлета» невозможно прочитать иначе, чем через обоих «Ричардов». В этой единственной фразе содержится тот же внезапный ужас перед миром с его жестоким механизмом — от него невозможно скрыться, но его невозможно принять. Ибо не существуют короли злые или короли добрые; короли — это только короли. То есть — в современной терминологии: есть только ситуация короля и система. Здесь нет свободы выбора. В завершение трагедии король произносит одну фразу. Ее мог бы произнести Гамлет:

Порою нужен яд, — и все ж он мерзок21*.

Между закономерностью действия и нравственным законом существует в шекспировском мире противоречие. Это противоречие — человеческая судьба. Из нее невозможно вырваться.




Комментарии

Популярные сообщения