Роль, за которую можно умереть
The Guardian. 31 июля 2008
In English
Роль, за которую можно умереть
Дэвид Теннант готовится к исполнению роли Гамлета, и в связи с этим Майкл Биллингтон выбрал 10 величайших интерпретаций этой роли, воспевая - и определяя – актерское мастерство.Оскар Уайльд сказал знаменитую фразу, что «нет никакого «шекспировского» Гамлета... сколько Гамлетов, столько меланхолий». Он зрит в корень: в роли есть что-то неуловимое, ее невозможно поймать и наколоть булавкой, и из всех великих ролей эта сильнее всего зависит от индивидуальности актера. «Гамлет» Дэвида Теннанта в Стратфорде-на-Эйвоне, который начнется на следующей неделе, несомненно, будет сильно отличаться от исполнения Джуда Лоу в Лондоне в следующем году. Именно поэтому эта роль будет привлекать актеров всех возрастов, рас и полов, до тех пор, пока существует театр.
Однако, вспоминая лучших Гамлетов, которых я видел за последние 50 лет в театре (и кино), я столкнулся с несколькими фактами. Во-первых, романтическая традиция изображать Гамлета как фигуру интроспективной меланхолии – «мрачный датчанин» - уже давно вытеснена акцентом на множество других качеств: его остроумие, иронию, интеллектуальную эквилибристику, сексуальную амбивалентность и часто - жестокость. Это, в конце концов, человек, способный убить энное количество людей, - всех, кроме того, кого на самом деле надо: его дядю Клавдия.
Восстановление полного текста пьесы и укрепление позиций режиссера также привели к решительному изменению установок. Мы больше не кромсаем пьесу, так что она превращается в череду сольных арий, а все остальные персонажи сводятся к бледным теням из сновидений Гамлета. Режиссеры и постановщики теперь должны нам нарисовать и портрет самого Эльсинора: политический произвол, основанный на бесконечной слежке. Для меня идеальной реализацией этого стала постановка 1977 года российского режиссера Юрия Любимова, та, где на сцене царил огромный тканый занавес, раскачивающийся взад и вперед, напоминая нам, о том, что Эльсинор был полицейским государством, где у стен были глаза и уши.
При выборе десяти моих любимых Гамлетов я придерживался строгой хронологии, а не составлял некую турнирную таблицу. И, поскольку любой обзор великих Гамлетов - это и воспевание актерского мастерства самого по себе, я надеюсь пролить свет на то, как самораскрытие каждого актера резонировало с временем, в котором он жил.
Майкл Редгрейв (Стратфорд, 1958)
Редгрейву было 50, когда он в последний раз сыграл Гамлета: он был даже старше чем Гуги Холке, игравшая его мать. И тем не менее, когда речь о Гамлете, мне кажется, неуместно говорить о возрасте. Я запомнил это как самую совершенную интерпретацию роли, которую я когда-либо видел: в ней была схвачена страсть Гамлета, его интеллект, жестокость и смирение. Никогда я не слышал знаменитую строчку «Отнюдь; нас не страшат предвестия, и в гибели воробья есть особый промысел» лучше исполненной. Но только в последнее время я стал понимать, почему эмоциональная турбулентность была ключом к Гамлету Редгрейва. Редгрейв терзался из-за своей бисексуальности, и я подозреваю, что в нем говорила его собственная глубоко расколотая природа, конфликт между его изысканным имиджем и его личным самоощущением, что и сделало его одним из величайших Гамлетов.
Иннокентий Смоктуновский (русский фильм, 1964)
Я конечно же видел Оливье, играющего Гамлета на экране. Но, сколько бы я не благоговел перед Оливье, его кино-Гамлет был тяжеловесным и мрачным. Русский – это нечто другое: задумчивый, как тлеющие под спудом угли, полный нуриевской харизмы, как мы убедились позже, когда он играл в «Идиоте» Достоевского на лондонской сцене. Однако настоящий восторг вызвала мастерская режиссура Григория Козинцева. Тайнан писал, что «это был самый убедительный Эльсинор, который я когда-либо видел на сцене или экране». Я также впервые понял тогда, что тоску Гамлета следует рассматривать через призму лихорадочно возбужденного двора, поставленного на военную ногу.
Дэвид Уорнер (Стратфорд, 1965)
Дерек Джекоби (Эльсинор, 1979)
Джекоби сыграл Гамлета множество раз, начиная с молодежной постановки Национального театра в 1960-х годах. Но он всегда будет ассоциироваться у меня с внеочередным показом в замке Кронборг в Эльсиноре. Это был не просто дождь. Это были сплошные потоки воды; публика сидела завернутая в полиэтиленовые пленки, как гигантские презервативы. И все же Джекоби и труппа театра Old Vic мужественно преодолевали все; и, хотя он почти поскользнулся на словах «Ступай в монастырь», Джекоби удалось передать все сомнения, ярость и красоту души Гамлета.
Майкл Пеннингтон (Стратфорд, 1980)
Пеннингтон, похоже, единственный актер, который не только играл Гамлета, но написал исследовательскую книгу о пьесе. Он интеллигент, который, возможно, проник в текст не хуже любого ученого. В то время, когда актеры рангом пониже начинали трактовать Гамлета как слабовольную размазню, Пеннингтон выдал все на полную катушку: Гамлета, который был одновременно и рабом страстей, и высоколобым интеллектуалом, способным препарировать любую мысль. Единственное, чего Гамлет не может – быть глупцом. Пеннингтон продемонстрировал нам не только ум, подвижный как ртуть, но и, в стиле Луиджи Пиранделло в постановке Джона Бартона, дал ощущение героя, который единственный ищет истины в мире, где все остальные лишь играют свои заученные роли.
Джонатан Прайс (Royal Court, 1980)
Эта постановка войдет в историю, как редкий случай, где Гамлет не видит Призрака, а на самом деле одержим им, и сам произносит его реплики. Я все еще думаю, что это сомнительное решение: для меня лучшим Призраком из всех стал Грег Хикс в недавней постановке Майкла Бойда, где он был страдающей, не заслужившей прощения фигурой, вырванной из пасти чистилища. Но Прайс подал свою одержимость с огромным мастерством. Он также восстановил качество, часто теряющееся в более мягких интерпретациях Гамлета - подлинное чувство угрозы. Было что-то в острой как бритва мощи Прайса и в его встроенном детекторе лжи, что заставляло вас ощущать, что он на самом деле в любой момент может преодолеть свои угрызения совести и убить Клавдия.
Стивен Диллэйн (Театр Gielgud, 1994)
Если Прайс был первым Гамлетом-чревовещателем, то Диллэйн первым разделся донага, что, подозреваю, было символом сексуального расстройства. Но реальным ключом к этой тонкой постановке было то, как насмешка скрывала разочарование. Гамлет Диллэйна в постановке Питера Холла был язвительным шутом с ястребиным профилем, который, похоже, был редактором студенческой газеты в Виттенберге. В одно мгновение он издевался над Полонием Дональда Сайндена; в следующее произносил: «Так трусами нас делает раздумье» с ироничным смирением. Краткий миг его наготы символизирует не что иное, как окончательную смерть романтической традиции.
Кеннет Брана (фильм, 1996)
У Браны притязания на роль были едва ли не сильнее чем у всех современных исполнителей. Он сыграл ее в собственном Renaissance Theatre Company, в RSC и, наконец, в его собственном фильме с участием множества звезд. Некоторые обвиняли его в гипертрофированной самоуверенности, но он, похоже, знает текст назубок. На экране он вложил в исполнение весь свой проказливый юмор и всепобеждающий атлетизм. Уайльд, возможно, сказал, что не существует никакого «шекспировского Гамлета». Но Брана доказал обратное: пьеса остается живой, потому что в многогранности героя есть что-то от каждого из нас.
Ангела Винклер (Эдинбург, 2000 г.)
Есть длинный ряд Гамлетов в исполнении женщин. Сару Бернар в 1899 году описывали как «истинную аристократку»; про Бэндмен Палмер из-за ее ревматизма говорили, что ей «трудно вставать с колен»; и Фрэнсис де ла Тур в свое время изрядно пустила пыль в глаза. Но Ангела Винклер в немецкой постановке Питера Задека была завораживающей. В трико и длинной черной накидке, она даже не пыталась имитировать мужественность. Вместо этого она пропустила Гамлета через себя, и вытащила нечто, что мало кто замечал: огромную способность Гамлета любить. С Призраком она была воплощенной сыновьей преданностью; с Офелией была полна чувственной ласковой нежности. Может быть, в этом был не весь Гамлет, но оказалось, что это роль, которая выходит за рамки пола.
Саймон Рассел Бил (Национальный театр, 2000)
Еще одна пощечина традициям. На протяжении веков Гамлет был поджарым как велосипед; Рассел Бил насмешливо похлопывал себя по солидному животу, произнося, что он «потерял привычку к занятиям». Но в чем Рассел Бил был хорош – так это в бесконечной моральной брезгливости по отношению к окружающему его пороку. Он, казалось, был искренне потрясен осознанием того, что Розенкранц и Гильденстерн были подосланы, или что Офелию использовали как тактическую приманку. Он также был прекрасным Гамлетом для нашего ироничного века. Когда Рассел Бил произносил «но смерть, свирепый страж, хватает быстро», он коротко улыбнулся, посмеявшись над непреклонным характером смерти.
Перевод: Анастасия Королева
Комментарии
Отправить комментарий