Медийные лица в шекспировском репертуаре. Небезусловные герои | Рецензия на постановки с Дэвидом Теннантом и Томом Хиддлстоном

#DavidTennant #TomHiddleston Сеть принесла прелюбопытнейший текст - автор изучает актерское мастерство Дэвида Теннанта и Тома Хиддлстона на примере их шекспировских ролей. Мнение редакции сайта не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов, но читать было интересно. Почитайте и вы.

* * *

Источник: http://ptj.spb.ru/archive/76/actor-class-76/medijnye-lica-vshekspirovskom-repertuare-nebezuslovnye-geroi/

Медийные лица в шекспировском репертуаре. Небезусловные герои


Автор: Надежда Стоева


С заносчивого желания вывести «на чистую воду» популярных британских кинозвезд Дэвида Теннанта и Тома Хиддлстона, сыгравших в шекспировских пьесах Ричарда II и Кориолана, началось мое путешествие в английские сценические дебри. Юбилей Шекспира, благодаря которому в наших кинотеатрах стали демонстрировать записи спектаклей, способствовал расширению театрального кругозора. Полюбопытствовав, как такие «фитюльки» (как мне вначале казалось), как Теннант, запомнившийся мне ролью верного воландемортовца Барти Крауча-младшего в «Гарри Поттер и Кубок огня», или Хиддлстон, вечный неудачник комикс-злодей Локи из «Тора», играют на сцене, я пришла к неутешительному для себя выводу: делают они это хорошо. В литературоцентричных спектаклях, которыми чаще всего являются постановки Королевской Шекспировской компании (RSC), где важно, чтобы актер безупречно владел пентаметром шекспировского стиха, может, и не хватает концептуальных режиссерских находок. Очевидна связь с традицией, и желание сделать что-то не совсем так, как принято, скрыто в нюансах. Но если понять, как нарушается устоявшийся канон исполнения, какие основополагающие сцены изменены, что убрано или акцентировано, то, может быть, режиссерское решение не будет казаться таким тривиальным, а внимание к тонкостям актерской игры кардинально изменит восприятие всего спектакля.

Дэвид Теннант — худощавый, вытянутый, с острым носом и цепкими глазами-бусинами. Он всегда слегка таращится, не долго и пристально смотрит, вглядываясь в партнера, а именно таращится, неимоверно широко раскрыв глаза. Он даже в ролях положительных героев умудряется выглядеть слегка плохишом. Как его Доктор Кто из одноименного сериала — вроде он и помогает людям, спасает и все такое, но зритель все равно тайно сомневается — а вдруг сейчас не спасет. Быстро говорит, реагирует мгновенно. Он динамичен и скор. В его редких появлениях в роли Барти Краучамладшего в «Гарри Потере» злодей угадывался моментально. Практически весь фильм персонаж выдает себя за мракоборца Грозного Глаза Грюма (которого играет другой актер), то есть экранного времени на создание роли у Теннанта немного. Но он успевает предъявить нам идейного злодея, мерзавца по убеждению. Теннантом был найден характерный жест: Крауч-младший быстро, по-змеиному облизывал губы, одновременно пугая и демонстрируя змеиную суть хладнокровного убийцы. Как известно, Волан-де-Морт был связан с древним змеиным родом, понимал язык змей и в новой обретенной внешности обзавелся лысым черепом и змеиным носом.

Снимаясь достаточно много, Теннант умудрился сыграть в театре Гамлета, а следом и Ричарда II.

Пьеса о Ричарде II, последнем в роду династии Плантагенетов, считается одной из самых лирических у Шекспира. У. Х. Оден называет Ричарда прототипом Гамлета, одним из негодных королей — тех, которые либо льют много крови (Ричард III), либо принимают корону в смутное время (Генрих VI), и отдает должное его поэтическому дарованию, но напрочь отказывает ему в уме. Объединяет Гамлета и Ричарда «скорбь задумчивого меланхолика, размышляющего о вопросе "быть или не быть"»1.

Для зрителей Королевской Шекспировской компании Ричарда и Гамлета объединяют прежде всего создатели спектаклей — режиссер и художественный руководитель RSC Грегори Доран и исполнитель заглавных ролей Дэвид Теннант. В 2008 году Доран выпустил «Гамлета» с Теннантом и через пять лет решил повторить успех, пригласив актера на роль Ричарда II. То есть здесь Гамлет как бы прототип Ричарда II. В телеспектакле «Гамлет» (2009), снятом тем же режиссером, действие перенесено в абстрактные «наши дни». Гамлет—Теннант бегает по залам дворца, бросается на зеркальный пол, стреляет в Полония, много и быстро говорит, таращит глаза, сходит с ума — кривляется, дразнит Клавдия, нападает на Офелию и тут же обретает ум: отходит в сторону и моментально успокаивается, глядя прямо в камеру и доверяя зрителям сокровенные мысли. Гамлет Теннанта все время актерствует, даже когда остается один. Хотя одиночество, как мы в какой-то момент понимаем, мнимое. Гамлет упивается возможностью покрасоваться перед камерами. По сюжету во дворце Клавдия везде установлено видеонаблюдение, поэтому Гамлет никогда не остается сам с собой, за ним все время следят. Он это прекрасно знает и использует. Некоторые монологи решены как запись самого себя на камеру. Вся актерская бравада покидает персонажа в недолгом разговоре с могильщиком. Тут мы и видим обычного потрепанного молодого человека, в куртке-аляске, черной трикотажной шапке и с рюкзаком. В меру ироничного и пытливого. Смерть предстала перед ним в своей финальной фазе — кости, глина, грязь, тут не до кривляний. Но уже в следующей сцене, бросаясь в могилу к Офелии, он зависнет, зацепившись ногами и руками за край, пытаясь закрыть собой яму, при этом выкрикивая яростные слова. Что ж, он лучше исполняет роль безутешного скорбящего, чем Лаэрт. Во всяком случае, он более велеречив. Неистребимое, непрекращающееся актерство Гамлета создает всю роль. Здесь Теннант лишь изредка показывает нам своего героя лишенным спасительной маски сумасшедшего, а в «Ричарде» он чаще отстраняется от роли, открывая ироничное отношение к персонажу. Объединяет Ричарда с Гамлетом способность выглядеть сумасшедшим, но в нем есть то, чего нет в Гамлете, — самоирония.

Д. Теннант (Доктор Кто) в сериале «Доктор Кто»

Актер выстраивает роль так, что мы понимаем: Ричард не слишком умен, но красиво говорит и может «поддеть» собеседника. Между персонажем и ролью появляется зазор, Теннант ироничен по отношению к Ричарду, но от этого и король получается самоироничным. Пожалуй, вот эти взаимоотношения актера с ролью и есть самое интересное в спектакле. И внешний вид, и манера поведения отличают его Ричарда от других персонажей, но не выбиваются из стиля всего спектакля. Герцоги либо закованы в латы и кольчуги, либо окутаны короткими темными плащами по средневековой моде. На Ричарде же длинные золотые и светлые одежды, сверкающие украшения. И у него длинные, до пояса, волосы. Андрогинность явлена во всей красе. Заостренное непропорциональное лицо, тонкие кривящиеся губы, брови, всегда приподнятые в смешливом удивлении. Он скуп на жесты, но те, что есть, легки и изящны. Король красиво язвителен. В Болингброке, будущем Генрихе IV, он прежде всего презирает приземленность и чванливую гордость. Теннант балансирует между истеричностью, наивной глупостью короля, бросающегося на пол и призывающего к отчаянью, и резковатой насмешливостью: он предлагает Болингброку взять желанный атрибут власти, повернувшись спиной к нему и удерживая корону на вытянутой руке, дразня Генриха, как собаку. Ричард Теннанта родственен Ричарду Джона Гилгуда, которого считают одним из лучших исполнителей этой роли на английской сцене. А. Бартошевич писал о Гилгуде — Ричарде: «Он вносит искусство в самую свою жизнь, он двигается и говорит как актер на сцене, наблюдая за эстетическим совершенством своих жестов, слушая звуки своего голоса»2. И это описание подошло бы к роли Теннанта в сцене передачи короны и в сцене с зеркалом. Только современный актер добавляет своему королю дар предвиденья и взгляд свысока на все, что с ним происходит.

Д. Теннант (Ричард II).Фото © Kwame Lestrade

Наш Ричард неплохой актер, но за его фиглярством проскальзывает недоумение от того, что ему не хотят простить его человеческие грехи. Ричард всячески претендует на роль трагического героя. Сцена с зеркалом, в котором он пытается разглядеть, как свалившиеся на него беды изменили его, центральная во втором акте. Неудовлетворенный тем, что видит в зеркале, он как будто случайно разбивает его. Теннант здесь ухитряется и поиронизировать над своим Ричардом, и дать нам понять, что свергаемый король — безвинная жертва. Режиссер делает Ричарда мучеником, страдальцем, возвышает в буквальном смысле слова, вознося на платформе над головой нового короля Генриха IV.

Д. Теннант (Гамлет) в телеспектакле «Гамлет». Фото © Ellie Kurttz

«Ричард II». Сцена из спектакля.
Фото © Kwame Lestrade
Объединяет многие роли Теннанта способность выглядеть сумасшедшим, но не быть им. Скрываться за маской невменяемого, иногда фрика, но почти всегда самоироничного. Актерствовать в каждую секунду сценического времени, но и давать зрителю понять, как сам актер относится к своему герою. Не сливаться с ним, а быть немного отстраненным. Это оказалось легко заметить в спектаклях и намного сложнее во множестве киноролей актера.
Записи последних театральных премьер пользуются спросом у нашей кинопублики. Зрители идут на «звезду» и получают качественный результат. С точки зрения театрально процесса результат этот чаще всего ожидаемый. Например, «Двенадцатая ночь» театра «Глобус» со Стивеном Фраем в роли Мальволио предстала реконструкцией спектакля елизаветинской эпохи. А вот «Кориолан» с Томом Хиддлстоном (театр «Донмар», режиссер Джози Рурк) впечатлил даже не современной трактовкой, а интимностью. Пьеса играется на малой сцене, где зрителю предлагают сосредоточиться на актерской игре.




* * *
Том Хиддлстон — не самый очевидный выбор на роль спесивого военачальника. Кудрявый, улыбчивый, почти блондин, с широко распахнутыми голубыми глазами, типичный романтический герой — актер мог бы до старости играть несчастных влюбленных и получать награды за роли второго плана (Кассио в «Отелло», Львов в «Иванове»). Он как тающий контур лица Жерара Филипа на влажной салфетке. С «отголоском» его обаяния, тенью его улыбки, редко вспыхивающим блеском в глазах. Но образы романтических героев у Хиддлстона получаются с червоточинкой. Его герой из «Глубокого синего моря» не был влюбленным, хотя должен был им быть, и на его нелюбви строился незамысловатый сюжет, но быстро исчерпывался. Претендент на руку племянницы Джейн Остин в мини-сериале «Любовные неудачи Джейн Остин» балансировал между ханжеством и полным отсутствием иронии по отношению к себе. А в крошечной роли влюбленного Фитцджеральда в «Полночи в Париже» сначала обращал на себя внимание красиво уложенными волосами и только потом — неоправданной страстью к глупышке-жене. Так бы и перебивался Хиддлстон крохами, пусть и у Вуди Аллена, если бы чуть ранее на его творческом пути не возник Кеннет Брана с предложением сыграть Локи в фильме «Тор» комикс-вселенной студии «Marvel». Локи — злодей противоречивый, совершающий в конце концов благородные поступки, имеющий тонкую психологическую мотивировку: он не самый любимый сын у приемного отца Одина — Энтони Хопкинса. В Локи многовато отрицательного обаяния, он легко плачет, да и вообще весьма чувствителен, сколько бы ни напускал на себя серьезность и ни поднимал брови домиком. Типичный плут Локи всегда оказывается в проигрыше и пытается с достоинством снести беды. Наше сочувствие зарвавшемуся забияке оправдано: после того, как зеленотелый Халк разобьет худосочным Локи бетонный пол в фильме «Мстители», перебрасывая его из стороны в сторону, как тряпичную куклу, Локи, придя в себя и увидев, что все супергерои собрались посмотреть на это, попросит дать ему промочить горло, раз уж они его победили. Трудно за комикс-героем увидеть будущего театрального Кориолана или Генриха V, но именно этот крутой вираж совершил актер.

Т. Хиддлстон (Кориолан). «Кориолан». Фото © Johan Persson

В сериале по историческим хроникам Шекспира «Пустая корона» Хиддлстон примерил роль на вырост: начал как принц-пройдоха — финишировал достойным королем и героем, победившим врага при Азенкуре. Набираясь знания жизни по кабакам и трактирам, шекспировский Гарри научился неплохо разбираться в людях. Актер использует не так много выразительных средств — мягкий переход от бушующей веселости к серьезности. Он гасит улыбку, поднимает сначала серьезные глаза и, оценив ситуацию, вскидывает голову. Заносчивость всегда смягчена улыбкой, но в его веселости оттенок грусти. Даже напиваясь в трактире с Фальстафом, он знает свое настоящее предназначение. Справедливо получив увесистую пощечину от отца, молодой Генрих преобразился: посуровел и как будто протрезвел. Персонаж Хиддлстона всего лишь оттягивал момент, когда надо будет отвечать за свои поступки. Как выяснилось, этот Генрих хороший стратег, оголтелый воин, но он человечен. Его отношения с выпивохой Фальстафом как раз и делают Генриха полноценным персонажем: видящим человеческую мерзость, но умеющим прощать. Генрих Хиддлстона дальновиден, не в пример Кориолану, которого играет в театре.

Т. Хиддлстон (Локи) в фильме «Мстители»
…За доверчивой, но тщательно скрываемой в некоторых киноролях улыбкой Хиддлстона (чего стоит анемичный вампир Адам из нового фильма Джармуша «Выживут только любовники», больше похожий на доведенного до наркотического края рок-музыканта) спрятано много сыновней любви, которая необходима для роли воинственного римлянина. То, что Кай Марций Кориолан окажется больше человеком и даже больше сыном, чем воином/стратегом/политиком, нам известно из пьесы. Казалось, что легко представить, какой получится из Хиддлстона Кориолан: хитроватый, как минимум себе на уме, немного неженка. А он оказался слишком прямодушным и вспыльчивым, не глупцом, конечно, но и не умником. Азарт боя у Кориолана налицо, вернее, на лице: за сценой его голову обильно поливают краской, чтобы он явился к нам настолько окровавленным, что кажется: рубился он не мечом, а головой. Бой при Кориолах скрыт от глаз — Кай Марций поднимается по лестнице и скрывается, а оттуда летят снопы искр и пепел, там, по всей видимости, ад. Неминуемая ассоциация с абордажными лестницами усилена контровым светом, дымом и ритмизованными звуками.

Театр, лишенный возможности разыграться на выразительных сценах боев, должен был бы сосредоточиться на психологии героев, но у Шекспира она в принципе минимальна, а здесь даже и не проговорена. Противостояние героя-одиночки и трибунов/горожан не становится основным конфликтом. Нередкие сцены в пьесе, где мы слышим голоса простого люда, будь то римляне, ушедшие на войну ради наживы, или пространно рассуждающие слуги в доме Авфидия, сокращены в спектакле до минимума. Ясноликий и яростный Кориолан Хиддлстона сталкивается с двумя трибунами, выражающими якобы волю народа. А с народом всегда все одинаково. Он либо безмолвствует, либо меняет свои решения. Трибунов Юния Брута и Сициния Велута в спектакле (в отличие от пьесы) играют мужчина и женщина, и это добавляет новую краску в колорит всего спектакля, но вряд ли главную. Конфликт разрушается, так как и трибуны готовы подчиниться новым обстоятельствам, когда Кориолана надо упрашивать не разорять город.


Наверно, ставить «Кориолана» как пьесу об отношениях матери и сына было бы слишком радикальным решением. Но кому противостоит главный герой на протяжении всего спектакля? Вовсе не толпе. Матери. А еще больше сам себе в нелепых попытках поступать по собственному желанию, а не по навязанной чужой воле. Похоже, что он хочет побороть собственную бесхребетность, тщательно скрытую за брутальной внешностью, неустрашимостью в бою. Его мать способна вить из него веревки. Только ей удается уговорить Кая Марция выйти в короткой тоге перед избирателями, чтобы продемонстрировать тем свои раны, и он вынужден фиглярствовать и скалиться. Только она способна склонить неумолимого, зажатого в тиски собственной обиды сталебетонного начальника вольсков к миру. И будь в спектакле на этом сделан акцент, то, наверное, его можно было бы смело отнести к интереснейшим трактовкам образа Кориолана. Но увы. Тема дана лишь намеком, в проброс. А ведь именно Хиддлстон и был способен передать противоречия своего персонажа, ждущего одобрения матери. Нет в пьесе монологов главного героя, помогающих понять его сложную душу, и режиссеру приходится давать актеру несколько минут выразительного молчания.

Не толпе избирателей, а нам демонстрирует Кориолан свои раны. Оставшись один, стянув плотно облегающую трикотажную рубашку, он встает под луч софита, через секунду пролившийся на него струей воды. Стараниями гримеров кровавые незажившие рубцы, омываемые водой, сверкают выпуклыми рубиновыми полосами на теле. Хиддлстон оправдывает Кориолана: простая человеческая слабость — желание всегда быть лучшим для матери — вот основной мотив поступков и уступок. Во всех передрягах смелого вояку беспокоит только недовольство матери. Спектакль начинается с появления ребенка, как потом выясняется, сына Кая Марция, он рисует на планшете сцены контуры большого квадрата. Конечно, красной краской. Эта рама, как ограждение на ринге, служит границей, за которую не выходит бой, война, жизнь. Актеры, не занятые в сцене, сидят у стены, за границами этого квадрата, безучастные к происходящему, но всегда начеку. Наблюдатели, свидетели, такие же, как зрители в зале. Но наблюдаем мы за тем, как желание матери гордиться своим чадом губит хорошего человека. Так случилось с Каем Марцием, прозванным за боевые заслуги Кориоланом. Так случится и с его сыном, но этого мы не увидим.

…Теннант и Хиддлстон, оказавшись на сцене, полнее выявили свою актерскую природу. Дэвид Теннант — прежде всего кинозвезда, играющая роли шекспировских героев, а потом уже Гамлет или Ричард II. А Том Хиддлстон, стремясь отделаться от амплуа горе-любовника или горе-злодея, переходит на роли брутальных героев, сохраняя нежность к человеку и человеческому в себе и в других. Возвращаясь в театральный репетиционный процесс, в спектакль, каждый из них ищет новое в себе как актере. В реалиях русской сцены актеры, получившие признание в кино, в театре пришли бы в антрепризу, в спектакли, с которыми можно колесить по стране, собирая тысячные залы. Англичане же в театре стремятся развивать себя на материале хоть и признанном, но не самом очевидном. Вряд ли и «Ричард II» и «Кориолан» пополняют репертуар лондонских театров каждый сезон. Хотя и это возможно.

Май 2014 г.
___________________________________________
1 Оден У. Х. Лекции о Шекспире. М., 2008. С. 139. 
2 Бартошевич А. В. Шекспир на английской сцене: Конец XIX — вторая половина XX в.: Жизнь традиций и борьба идей. М., 1985. С. 242.

Комментарии

  1. Лихо.
    Автор, как иронично говаривал Сальвадор Дали, "пребывает в блаженном идиотизме".

    (Небольшая поправочка: портрет Локи не из "Мстителей". Он там больше подросток, веселый бесенок. А этот портрет из "Тор-2"; там этот страшный взгляд и спутанные волосы.)
    А вот Ричард и Гамлет в черно-белой гамме невероятно шикарны. Спасибо!

    ОтветитьУдалить
  2. Вдогонку.
    Ни за что не назову ни Тома, ни тем более, Дэвида "медийными лицами" или "медийными персонами". Не вижу их обоих поминутно где-то мелькающими.
    А вообще забавно, как автор, пытаясь противостоять обаянию открытия безусловного ТАЛАНТА, путается в собственном снобизме.

    ОтветитьУдалить

Отправить комментарий

Популярные сообщения