Рецензия на "Гамлета" Григория Козинцева
Перепечатываем интересную рецензию на фильм "Гамлет" режиссера Григория Козинцева с Иннокентием Смоктуновским в главной роли.
Источник: http://gondolier.ru/163/163bondarenko_6.html
Источник: http://gondolier.ru/163/163bondarenko_6.html
«Гамлет» (1964 г.)
Автор: Валерий Бондаренко
Через 16 лет после Лоуренса Оливье свою экранную версию «Гамлета» представил зрителям Григорий Козинцев.
Во многом он опирался на опыт английского режиссера, — например, сделал море (у Оливье оно участвует в крайне эффектном, но, по сути, единственном эпизоде) одним из героев трагедии, образом бескрайней космической стихии. Но Козинцев вступил и в спор с англичанином, — к примеру, его Офелия — тоже воплощение невинности, но невинности утонченной, чреватой гораздо более сложными чувствами, чем у героини английского фильма. (В скобках заметим: автор лучшей, на наш взгляд, публикации о «Гамлете» Козинцева, размещенной в Сети, А. Караганов ругает А. Вертинскую за ее «несовершенную» Офелию. Но мне трудно с ним согласиться: Офелия Вертинской — один из самых тонких образов нашей киноверсии «Гамлета», в которой 18-летняя актриса проявила самостоятельность и одновременно удивительную чуткость к режиссерскому замыслу, ко всему стилю картины Козинцева. Ссылка на статью А. Караганова см.: http://www.russkoekino.ru/books/ruskino/ruskino-0066.shtml).
Главной своей задачей режиссер полагал сделать Гамлета нашим современником. При этом, в отличие от Л. Оливье, он достаточно жестко привязывает действие к определенной эпохе, — ко второй половине XVI столетия. Режиссер полагает: острота и самый характер вопросов Гамлета обусловлены как раз эпохой Шекспира, временем кризиса ренессансного гуманизма, — а вот ответы на них дало уже другое время. XX век срифмовался с концом XVI-го именно этим: мучительным сомнением в светлой природе человека как «венца творения». Уж не «квинтэссенция ли он праха» в своем самодовольном ничтожестве и не ведающей границ жестокости?..
Каждый день, идя на съемку, Козинцев читал Блока. Ритм этих стихов, «музыка времени» (для поколения Григория Козинцева это была музыка ИХ времени) вкупе с гениальной музыкой Д. Шостаковича образуют энергетическое поле ленты, — нервное, тревожное до мучительности и одновременно исполненное огромной мощи и пафоса.
В фильме Козинцева нет мелочей, все работает на концепцию режиссера. Так, весьма достоверны (хотя и творчески переосмыслены, отточены художником Вирсаладзе) костюмы. Еще в «Дон-Кихоте» Козинцев обкатал изобразительные возможности испанского придворного костюма, принятого при всех западноевропейских дворах эпохи Шекспира. В этом жестком коконе из парчи, бархата и кружев человек выглядит как величавый автомат, жесты которого поневоле скупы, зато всегда пантомимически выразительны. Для Козинцева испанский придворный костюм в «Гамлете» — важная смысловая краска. Это панцирь, в который закована и которым ощетинилась противостоящая Гамлету не просто сила, но сила, блестяще организованная, отлаженная, — «система», придворный мир.
Клавдий (в замечательном исполнении М. Названова) носит испанский костюм как кожу, а вот уже Гертруда (актриса Э. Радзинь) «разделилась» с придворной оболочкой в знаменитой сцене в опочивальне, где внезапно нам предстает вереница безголовых манекенов, на которых и грозно и беспомощно топорщатся ее парадные туалеты. Придворное одеяние Офелии — словно орудие пытки или златокованый колпачок, которым придавливают хрупкий стебелек ее еще полудетского сознания.
Лишь Гамлет свободен от уз придворных бархатных вериг, — даже своим простым, очень современным нарядом он противопоставлен титулованной толпе надзирателей тюрьмы под названием «Датское королевство».
Вообще Козинцев — режиссер советский и фильм его — «оттепельный». Тема противостояния личности и «системы» могла возникнуть лишь в этом совпадении времени создания и места жительства…
Для проведения своей концепции Козинцев даже «дописывает» Шекспира. Сцены заседания Государственного совета в пьесе нет, — тем она выразительней и необходимей в фильме Козинцева! Гамлету противостоит не только Клавдий, но и вся эта череда застывших чванных и хитрых лиц-масок. (По свидетельству кинорежиссера С. Юткевича, прототипами им послужила галерея портретов испанских грандов — вице-королей Мексики во дворце Чепультепек. Увидев их, Козинцев воскликнул: «Вот лица для моего «Гамлета»!»)
В этой системе режиссерских координат сам король Клавдий — даже и не главный злодей, он только одно из звеньев системы, хотя сам по себе человек, скорее, незлой, а лишь слишком азартный ловкач-жизнелюбец, доведший ренессансную жажду праздника жизни до преступления, до абсурда, — до логического конца. Скорее, Франциск I, чем Генрих VIII…
А что же Гамлет? В исполнении И. Смоктуновского принц Датский — конечно, мыслитель, конечно, интеллектуал. (Еще И. С. Тургенев заметил: «В «Гамлете» принцип анализа доведен до трагизма»). Если надобно, — он и воин. Но в первую очередь, он — поэт (в широком значении слова), то есть, человек свободной души и духа, который просто органически не способен существовать по жестким законам «системы».
Очень точно заметили критики еще по горячим следам, вскоре после выхода фильма: «Гамлет в фильме Г. Козинцева бездействовал примерно так, как бездействовал бы персонаж чеховской драмы в обстоятельствах драмы шиллеровской: он не контактен с обстоятельствами этой драмы, он лишь мучительно и насильственно может быть втянут в эти сюжетные ходы, где надлежит … действовать персонажу совсем иной психологической и исторической природы» (И. Соловьева, В. Шитова).
Вот почему в фильме Козинцева ударными становятся вроде бы проходные для Шекспира моменты (эпизод с флейтой), а «главные» порой уходят на второй план (в том числе и знаменитое «Быть или не быть…»)
Собственно, в эпизоде с флейтой — смысловое зерно всей картины Козинцева. Помните, как вежливо, даже доброжелательно, словно бы изумляясь наивности собеседников, Гамлет-Смоктуновский говорит: «Вы собираетесь играть на мне… но играть на мне нельзя-а-а!..»
Увы, Гамлету все-таки предстоит отыграть до конца навязанный ему конфликт, разрешив его своей гибелью. «Отмучился», — резюмировал для себя гибель Гамлета режиссер. Какая горькая — горестнейшая! — правда в этом слове для столь многих из его поколения…
Гамлет погиб, как герой, и (но?) замаячили дали новой эпохи…
ОТЗЫВЫ О ФИЛЬМЕ
Зрителям нашего фильма должно казаться, что это они сами дружили с Гильденстерном и Розенкранцем, Клавдий владел их душой и телом, Полоний учил морали. И сейчас, вместе с Гамлетом, они ломают самое основание Эльсинора.
(Г. Козинцев)
В чем же тогда отличие «Гамлета», которого замыслил Козинцев и воплотил Смоктуновский, от многих прежних Гамлетов? В отсутствии «формулы». В отрицании однозначности психологического определения
(Е. Добин)
Гамлет Смоктуновского — не философ, не воин, не мститель, а поэт.
(С. Юткевич)
Гамлет Смоктуновского в конфликте не столько с героями, уроженцами и старожилами Эльсинора, сколько с самим историческим «сюжетостроением», с самими правилами игры старого кровавого и подло активного мира, где мысль всегда и всему помеха.
(И. Соловьева, В. Шитова)
Гамлет для Козинцева — это, прежде всего, герой, решительно осуждающий ложь и насилие, но не знающий, как их побороть в масштабах, которые ему постепенно открываются… Актер играет героя ранимого и быстрого в реакциях, но намеренно загоняющего себя в спокойствие: тем страшнее оказывается открывшаяся ему бездна. Враги злословят по поводу его безумия, Гамлет не опровергает этой лжи, хотя переживает не патологию, а трагедию ума.
(Александр Караганов)
Комментарии
Отправить комментарий