"Фаринелли и Король" с Марком Райлэнсом, 2015. Рецензия
С удовольствием перепечатываем отзыв друга нашего блога о живом спектакле "Фаринелли и Король", который идет сейчас в Лондоне. В спектакле играет прекрасный Марк Райлэнс, чей Гамлет когда-то покорил Дэвида Теннанта. А еще Марк был первым руководителем театра "Глобус" после его восстановления в 1995 году, и вообще, он обладатель всяческих престижных наград, фанат Шекспира и прекраснейший актер, в чем можно убедиться, прочитав рецензию.
Оригинальный пост: http://strengeress.livejournal.com/58651.html
Ну вот, посмотрела я Фаринелли и Король...
Даже не буду сегодня "Доктор Кто" смотреть, чтобы впечатления не перебивать. (Ну, и чтоб они мне не перебили... эх, сколько все-таки в Британии невероятных актеров *трюизм номер раз*, Капальди, Капальди, почему на тебя такого не поставят, да, можно и только в театре, я жестока).
Хотя, что сказать членораздельного даже и не знаю. Не ждите внятной рецензии на этот раз, я сама не поняла толком, как оно работает, я даже не могу точно сказать, хороша ли пьеса - там немало трюизмов и знакомых гэгов, и смысл, в общем, довольно вроде и непритязательный и неновый *с другой стороны, что нынче притязательно и ново?* (но, по крайней мере, этот материал сошел для того, чтобы актеры с ним сделали то, что они сделали, то есть, за доооолгое время в первый раз меня не оттолкнуло *говоря очень мягко* нечто современное в смысле авторства).
Вне логики и хронологии, что придет в голову ;) .
Этот спектакль - кошмар любой пожарной охраны. Там немыслимое число свечей на сцене - и они настоящие. Некоторые прямо на просцениуме, прямо при нас зажигают, пока играют музыканты. (Вообще, я замечаю потихоньку *"на третий день Зоркий Глаз обнаружил", да*, что это у бритишей местная театральная традиция - начинать спектакль исподволь и потихоньку заметно до того, как публика расселась и свет погасили - так было в "Бесплодных усилиях", в "Сирано", в "Как вам это понравится", в "Двенадцатой ночи" - настраиваются на публику и публику настраивают). И это было правильно, что там были эти свечи. Не могу даже толком объяснить, почему, вроде бы театр - дело условное, а вот... (Я вам картинку, вопреки своей уже традиции всуну, которую успела щелкнуть, пока со сцены на меня не шикнули бдящие сотрудники ;) , может, так понятнее будет). Они горят и шевелятся, потому что, но их так аккуратно носят, что не гаснут...
Может, еще потому, что - как давно я этого не видела - это очень такой... основательно-вычурно-традиционный спектакль, весь в исторической мишуре, весь в стиле "оставьте привычную реальность за дверью" - камзолы, парики, реверансы, люрекс, виолы вместо скрипок, клавесины вместо роялей... - и, блин, здоровенная игрушечная лошадь, на которой король Испании уезжает на войну. :) И голос знаменитого певца-кастрата Фаринелли, призванного в Испанию ко двору, чтобы как-то починить нафиг накренившуюся и раздрызгавшуюся психику немолодого короля, ходит по сцене и поет отдельно от него, в другом костюме (а то и в декоративных пЁрьях, когда номер требует ;) ). Потому что дело актера - играть, а петь будет тот, кто умеет это делать. Все может быть условно, но голос в истории о том, ЧТО, блин, может пение в этом хрупком, изломанном и неисправимом мире должен быть настоящим.
(И он-таки умеет это делать. Этот неизвестный мне корпулентный контртенор с первых же нот старинных, тыщу лет как вышедших из моды ариетт и "концертов" сделал всех участников Главной Сцены и Голоса в той же манере, не напрягаясь, как говорится. И ничего же вроде особого не делает, фиоритуры не пускает, в колоратуры не забирается, все по шекспировскому сонету, "ступает по земле", поет голосом, а не виртуозничает инструментом, естественным, дышащим, местами *характер музыки требует* весьма условным и радостно-парадным звуком, но... так оно и должно быть. Только так. Занимает все чувства и охватывает все пространство, при всей четкой обработанности этого самого голоса. И через какое-то время уже воспринимаешь эту "двоичность" персонажа как единственно возможного. "Душа, отойди, оболью". А тут тело аккуратно держится в сторонке, давая возможность тому, что в нем главное, делать то... да не, какое "делать" просто - быть, что ли... Он же сам говорил, что когда впервые раздался звук, варварски добытый из него его обожающим братом-композитором, он просто сначала не понял, что это он сам поет).
Марк Райланс... ну что вам сказать про Марка Райланса. Он играет здесь не знаменитого певца-кастрата Фаринелли, нет, а короля - как и должно быть, даже если отвлечься от возраста (Фаринелли - 32 года по пьесе, а это вам не "Двенадцатая ночь" с пятидесятилетней Оливией мужеска пола, жанр другой, хоть и тоже далек от критичекского реализма ;) ). Просто... ну, король, чо. С головы до ног король. Хоть и готовый пациент психушки.
Я сейчас Шекспира процитировала не просто так - и даже не потому, что он всегда уместен. ;) Тот человек, которого играет Райланс в этом во всем, - вот прямо сразу, с первого явления на кровати в ночном колпаке, расписном халате и с удочкой над аквариумом с золотой рыбкой, которую потом убивает, всем сердцем ей сочувствуя и даже не замечая, - этот человек, говорю вам я, одновременно король Лир и его шут. (И еще немного - постаревший и уже слегка реально спятивший Гамлет). В постоянной физической боли и ужасе от этого мира. Вызывающий в одном флаконе болезненное сострадание, местами восхищение и конкретный ужас. (Я бы двинулась с ним в одном дворце жить, храбрая там королева, хотя отчасти просто наивно преданная, хотя...) Он на этой сцене - ровно то, что голос Фаринелли - занимает ее сразу всю, стягивает все на себя, там такой голос в этом маленьком сухощавом теле... Нет, не орет, зачем это ему, просто втягивает в себя все, как в воронку, сгущается и вбивается, как гвозди, падает, как свинцовая болванка, отключает все остальное... я не знаю, бас не бас, тенор не тенор... глагол времен, металла звон какой-то. Это надо видеть и слышать эти дружеские, сочувственно-уважительные и грустно-понимающие интонации в том разговоре с "рыбой в стеклянном шаре" (ц) Щербаков - реально веришь, что она ему отвечает, он там за двоих работает, что ли... ;) И так жаль бедную, обиженную королеву, которая одновременно строит дубового (и, как выясняется, в своей ограниченности и традиционности тоже усталого) министра и всю челядь с изяществом балерины и напором штангиста. И понимаешь, почему она за своего короля так держится.
А потом запевает Фаринелли - и капризный, испуганный, зверем бросающийся на кого попало с ужасом и отчаянием приговоренного, напрочь покоцанный этой, мать ее, действительностью король (он там реально ругается матом - и оно звучит прямо умилительно, а то и вообще глубоко на месте *ну, и то, что я английский мат легче воспринимаю, наверное, играет роль) - такое делает со своим лицом... Вернее, у него с лицом такое делается... Вот все сходит. Совсем. Даже макияж каким-то образом. Остается совершенно чистое от всего, почти рисованное, гладкое, как бумага, подсвеченно-белое пространство с застывшими в стреловидной позиции бровями - и узкими, по-волчьи сосредоточенными, ошеломленно-присматривающимися, осторожно-проверяющими, совершенно черными щелочками глаз, внезапно что-то совершенно нереальное, непредставляемое, мечтаемое увидевшими наяву. И не очень-то верящими, что - наяву.
А еще он потом сбежит со своей королевой в лес от этого всего, предварительно закатив ей грандиозный... нет, не скандал, а детский... нет, не каприз, а как бы это... ну, в общем, "купите мне собаку, а иначе жизни мне не будет". :) И ведь не будет. И он так безнадежно топчет эти порванные в гневе и обиде листочки, изрисованные в мечтательном прожектерстве, что ну куда той королеве деться, в самом-то деле... И будет ходить по этому лесу босиком, в чем-то, похожем на ночную рубашку, напоминая уже о другом герое Шекспира - отшельнике (пусть и невольно) герцоге в Как вам это понравится, - счастливый и довольный... нервно и умоляюще глядя и разговаривая при этом. Чуть не в глаза окружающим заглядывая: "вы же еще не сегодня лишите меня этого всего?" Вовсю общаясь с залом - они, заразы, вставили в спектакль интермедию, послали нафиг четвертую стену на полдействия, я и завидовала партеру, и радовалась, что я не там, не знаю, как бы поймала эти мячи ;) , так они дружно удивлялись, а что мы тут делаем, и кто стукнул, что они тут все сегодня собрались ;), и, черт возьми, какой у вас тут дьявольски большой город *зал рж0т*, а, это Вы, господин браконьер, я всегда восхищался, как Вы здорово воровали у меня фазанов, видите, какой я продвинутый, а другой бы повесил, как все удачно складывается *зал восторженно дохнет под креслами*.
И слушая, слушая, слушая Фаринелли. Сидя на сцене и болтая ногами. Со счастливым лицом маленького мальчика на праздничной ярмарке или на демонстрации седьмого, блин, ноября у папы на плечах (и столетнего мудреца, до последней точки осознающего это свое блаженство). Переходя от восторженного удивления к уверенности, что вот оно - то, как надо. Беззвучно закатываясь и расплываясь в восторженной гармонии полного счастья. Не больно. Не больно. НЕ БОЛЬНО! Хорошо! На это таки иногда больно (и прекрасно) смотреть.
И даже злобный министЕр, норовящий короля вытащить обратно во дворец к надвигающейся войне, королеву оставить подальше в лесу, чтобы не мешалась, а Фаринелли прогнать нафиг, откуда пришел, в эти моменты начинает выглядеть забавно и колоритно. Так он ворчливо осуждает все эти выдумки - опера там еще какая-то. Так сердито-философски-безнадежно, на время побежденный, садится на стул сбоку всего этого безобразия, достает фляжку и привычно страдает от несовершенства мира и неуместности всего этого кавардака, именуемого жизнью. Почти карикатурное отражение самого короля, только они по разные стороны оного кавардака находятся.
Ну и да, вы все правильно поняли, король вернется-таки в итоге обратно, как бы ни брыкался и ни кусал королеву под видом поцелуя, чтобы доказать ей, что все мы - животные, а в жизни-таки нет ни капли смысла, как он ни старался (после чего станет внезапно абсолютно рассудителен и мрачно-безопасен, до полной безжизненности). Заправит свою ночнушку (мигом оборачивающуюся торжественно-белой - хоть сейчас в парадный зал *или в гроб* - рубашкой) в обнаружившиеся под ней штаны с лампасами, натянет сапоги на босые ноги, влезет в броню, возденет тоненький до ужаса меч и с неживым лицом вскарабкается на ту самую лошадь. Коя и втянется за сцену задом наперед, как на прокручиваемой обратно пленке, "развидевающей" все мечты и недолгое, отчаянное, безумное, выдуманное счастье. В том числе и зрительское, потому что больше мы его, само собой, на сцене не увидим.
Но, знаете что? Вот не скажу, что после этого спектакль теряет смысл, интерес, заряд и вообще как бы то ни было сдувается. Будь это так, может быть, мы бы и не увидели на сцене такого Райланса. Но, слававсему, ему тут не приходится одному работать за всех. Потому что и министр тот, и королева та, и негромкий, ко всему готовый (вот уж кто все мячи ловит просто самим фактом своего существования), ничем уже не пугаемый (после того-то, что с ним произошло), чуть ироничный, чуть "дзеновый", почти ничем из себя невыводимый - и тоже, похоже, навсегда этой жизнью озадаченный, но особо уже и не пытающийся что-то понять Фаринелли, и загадочный, бесстрашно-любезный, естественный каким-то образом посреди всей дворцовой мишуры, чуть ли не из сегодняшнего времени прибывший (но именно "чуть ли", ткань этого условно-притчевого времени он не рвет) королевский врач и колоритно-несокрушимый, эмоциональный и юмористический, высокомерный и беззаботно-дружелюбный этот самый братец-композитор, "ангел с ножом" в огромном белом парике и очках, безумно обожающий брата с добродушной улыбкой вечного поклонника и интонациями ворчливой нянюшки, вдруг просвечивающими почти той самой королевской мудростью сумасшедшего - все они исключительно на месте, так, как надо, там, где надо, и живые. Как ноты в устаревших мелодиях, которые поет Фаринелли. В смысле, голос Фаринелли. "-Вы знамениты?" - спросил его король. "-Не я. Фаринелли знаменит", - ответил ему Фаринелли. Король оценил...
И все их присутствие на сцене - даже когда король оставит на ней прохватываемый холодным ветерком вакуум, а мансарда Фаринелли приобретет геометрическую законченность склепа, уютного, спокойного и безысходного (и золотистый свет из висящих в ней канделябров покажется церковно-могильным), где он и споет для портного, не желающего другой уплаты за труды, ибо помнит дивный голос с того своего возраста, в каком самого Фаринелли "усовершенствовали" для сохранения этого голоса, - оно останется нужным все равно. Даже без короля - это необходимо, чтобы они были здесь. Чтобы пел Фаринелли - ну хотя бы еще один раз. Чтобы согнутый почти в баранку портной непременно хотел этого. Чтобы брат-палач-поклонник этого самого Фаринелли и влюбившаяся-таки в певца королева (как, как, ну КАК им удалось сделать это вообще не сальным, вообще не пошлым, вообще не мелодраматичным, как, даже при самых жалких словах они дали понять, что и любят, и никогда у них не случится счастья друг с другом, даже помимо очевидных причин?) в своем последнем дуэте грустно улыбнулись друг другу. И чтобы последними словами Фаринелли на сцене стало то, что он услышал от короля при первой встрече, когда его сумасшедшее величество задавал знаменитому гостю страшные, бестактные и понимающие вопросы, безумно его жалея и отчаянно на него щетинясь.
Так же необходимо, как самому королю было необходимо и обязательно, чтобы в его жизни спел Фаринелли и был этот побег в лес. Пусть они его даже не вылечили и ничего не изменили, не исправили... Потому что все-таки что-то, как-то, где-то - исправили и изменили. (Упс. Это уже не Шекспир, это уже Евгений Шварц какой-то. А я и не против, знаете ли).
А потом спектакль кончился. И Марк с неотразимой счастливой улыбкой все еще слушающего Фаринелли короля - обратно в шелковом халате и ночном колпаке ;) - пошел выводить труппу на поклоны. И... им, ребята, не просто хлопали. (Хотя какое уж там "просто". Кстати. Первый раз за дооолгое время я обнаружила полный зал в театре. Не просто "очень много народу" - не было пустых мест, спецом проверяла. А ведь это даже не премьера). Им, *цензоред* бросали на сцену цветы! Белые! И, кажется, это были розы. Ну, не так, чтобы охапками и букетами, но были же! Первый раз в моей зрительской жизни. Не экзальтированные отдельные зрительницы с букетами, а вот прямо из зала с нескольких сторон. А они потом вышли на "бис", цветы собрали... и бросили их обратно в зал. Типа, алаверды, спасибо за понимание. С выражениями счастливой гармонии на лицах. Как будто им все еще пел Фаринелли.
Уф. Ну, чем уж богата, да.
КартинкО, как обещала.
Комментарии
Отправить комментарий