МЕРТВЫЕ И СМЕШНЫЕ | "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" Олд Вик, отзыв Натальи Фоминцевой
Прекрасный отзыв Натальи Фоминцевой на "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" Олд Вик с Дэниэлом Рэдклиффом и Джошуа МакГуайром (спектакль идет в кинотеатрах).
Оригинальный отзыв: https://www.facebook.com/myshonok.tmn/posts/1211948605618265
МЕРТВЫЕ И СМЕШНЫЕ
Вот тут старшие товарищи долго просили, поэтому пишу: «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» от театра «Олд Вик» с Дэниэлом Рэдклиффом и Джошуа МакГуайром – это спектакль идеальный. Четкий, образный, динамичный; с лаконичной и очень точной сценографией, великолепной актерской игрой. Это та самая моя любимая разновидность спектаклей, которые хочется пересматривать – при довольно явной его идее, он содержит множество деталей и «подводных течений», он как книга, которую хочется перечитывать бесконечно, каждый раз открывая новое.
И потом. Это такой прекрасный троллинг собственно Шекспира!
Честно? Я не знаю, с чего начать. С того, как неожиданно хорошо Дэниэл Рэдклифф в роли Розенкранца или с мысли, внезапно ставшей очевидной именно в этой трактовке – оба героя умерли еще до начала спектакля, и все их последующие попытки вспомнить, кто они, куда и зачем идут – это путь, аналогичный тому, который проделал джармушевский мертвец. И вообще не понятно, на каком круге герои, и является ли их финальное исчезновение полным, или же они снова появятся – в той же точке («Орел!»), с которой начали в прошлый раз.
Для этого спектакля в театре ОлдВик увеличили сцену, продлили ее вперед, в первые ряды, и «захватила» немного закулисья, чтобы создать то самое огромное полупустое пространство, в котором оба героя выглядят особенно маленькими и потерянными. Сцена «наполняется» редко, но немногочисленные детали – точны и работают. Из-за этих деталей, возникающих в нужный момент, очень точных перемещений героев, из-за их постоянного взаимодействия, коротких реплик, которыми они перебрасываются, как мячиками, спектакль похож на хорошо отлаженный механизм, работающий быстро, четко и без сбоев.
Что касается Рэдклиффа, то он с первых кадров (а появляется он сначала не в спектакле, а в фильме, предваряющем показ) включает такую органику и такой мощный комический эффект, что на него невозможно смотреть спокойно: он смешит одним своим взглядом ошарашенной птицы и умиляет не хуже нюхля. Кстати, большое спасибо ОлдВик за то, что они не стали в фильме рассказывать, о чем спектакль, а просто показали Рэдклиффа и МакГуайра, которые как бы провели небольшую экскурсию по театру для кинозрителей, при этом, кажется, или уже войдя в свои роли или еще не отойдя от них («Это у нас сцена». «Да, это сцена. А это коридор». «А это вывеска, да»).
Но Рэдклифф здесь – не главная звезда. Он – и это очень хорошо – неотъемлемая часть сильного актерского ансамбля, в котором каждый герой и актер – на своем месте; у всех есть своя четкая задача.
Устроить настоящий троллинг Шекспира получилось, кажется, потому что действие происходит на сцене – само ее наличие придает уже дает нужные коннотации и получается «театр в театре» (тема, практически невозможная в кино). Это обыгрывается в сцене, когда Полоний читает в пространство свой традиционный монолог, а Розенкранц и Гильденстерн подходят к нему и всматриваются в зал, которого они как бы не видят, пытаясь понять, с кем же разговаривает этот странный человек. В итоге история Гамлета, которая, по идее, выполняет роль реальности, выглядит нарочито театральной, неестественной, в отличие от ее же отображения, сыгранного демоническим театром: кажется, именно в этом кривом зеркале все отразилось в нужном свете.
Тем более, что театр и его импресарио очень непросты, и не понятно белила на лицах актеров или мертвенная бледность, а их лохмотья, повторяющие цветом и фасоном одежды Клавдия, Гертруды, Розенкранца, Гильденстерна и других, слишком уж похожи на истлевшие одежды мертвецов.
Но все они – и театр с его лукавым главным кукловодом, и демонический и байронический Гамлет в этакой пушкинской «крылатке», и все остальные герои – только фон, на котором два маленьких человечка блуждают, будто несомые невидимым течением (как и при жизни) и каждый в своей манере пытаются осознать свою смертность, пока не исчезают, за мгновение до этого (в который раз?) задав себе вопрос: «В какой момент мы могли отказаться?»
Комментарии
Отправить комментарий